Идти нам на Хирш?

Почти половина опубликованных научных статей вообще никогда не цитируется. В международные базы данных научных публикаций попадает лишь около 10% российских научных статей, что составляет 2,24%.

Одним из новых явлений  в жизни современной российской науки стало внедрение у нас  наукометрических показателей научной продуктивности – цитат-индекса, индекса Хирша, импакт-фактора. Этот процесс вызывает сопротивление в научной среде, но активно форсируется органами управления наукой. Развернулись и дискуссии среди профессионалов – наукометров и науковедов, акцентирующих преимущественно следующие значимые для внедрения этой практики обстоятельства.

Главный основоположник наукометрических методов Юджин Гарфилд, а также его учитель – выдающийся социолог Роберт Мертон, такие известные науковеды, как Дерек де Солла Прайс, основатель отечественной школы наукометрии Василий Налимов и другие видные специалисты в данной области, признавая богатые возможности этих методов в решении ряда исследовательских задач, предостерегали от их широкого применения для оценки ученых и научных институций. Но практика управления наукой развивается в направлении того, от чего они предостерегали.

Соответствующая практика строится на основе ряда принципиальных стратегических ошибок, таких как ее распространение  на социогуманитарные науки, некорректное сопоставление различных научных дисциплин и т.п.

Научные статьи не доски  почета, за присутствующими в них  ссылками – не только и не столько  признание научного вклада тех, на кого ссылаются, сколько другие самые  разнообразные факторы. В основном же авторы ссылаются на работы, которые  им наиболее удобны для подтверждения  их собственных идей. А трактовка  ссылок как признания вклада основана на примитивном образе науки, давно списанном в тираж и вытесненном более современными образами (социальный конструктивизм и др.).

По данным Института научной  информации США, около 40% опубликованных научных статей вообще никогда не цитируются. Из цитируемых – 70% цитируются один раз в год; 24% – 2–4 раза; около 5% – от 5 до 9 раз. И лишь менее 1% – цитируются 10 и более раз (при этом около 80% ссылающихся на научные статьи их не читают, а довольствуются вторичными ссылками).  
Однако представление о «ненужности» нецитируемых или низкоцитируемых статей ни в чем не уступает намерению строить дома из одних верхних этажей, не опирающихся на нижние. Не менее нелепы и расчеты стоимости одной научной статьи, полученные путем деления общих расходов на национальную науку на количество статей, опубликованных ее представителями. В нашей стране она составляет 841 тыс. долл., в Китае – 952 тыс. долл., в США – 1143 тыс. долл., в Южной Корее – 1248 тыс. долл., а в Японии вообще 2106 тыс. долл.

Но если все расходы  на науку уходят на оплату подготовки научных статей, то следует признать, что наиболее эпохальные научные  открытия достаются человечеству бесплатно. Наукометрические индексы имеют целый ряд недостатков, акцентируемых в первую очередь математиками (вышедшая на русском языке переводная книга «Игра в цифирь, или Как теперь оценивают труд ученого» и другие подобные издания).

Возникла целая индустрия  искусственного «накручивания» наукометрических показателей, основанная на так называемых китайских технологиях (названных в честь страны, ученые которой в наибольшей степени преуспели в подобном «накручивании»). Речь идет о таких «штучках», как «договорное» взаимное цитирование, размножение количества статей за счет множественного авторства, публикации обзоров с большим числом ссылок на данный журнал и т.п.

Погоня ученых за повышением наукометрических показателей негативно сказывается на качестве их научной деятельности и на практической реализации ее результатов. В частности, общепризнано, что уровень австралийской науки заметно снизился из-за повального увлечения ученых этой страны наукометрическими индексами.

Акции протеста против огульного  применения наукометрических методов оценки научной деятельности регулярно проходят в западных и восточноевропейских странах (в Германии, Франции, Польше и др., см., в частности, материал на сайте КФУ «Нобелевский лауреат объявил войну престижным научным журналам»  – прим.  пресс-центра КФУ). Так что попытки выдать сопротивление отечественных ученых формальным методам оценки их труда за проявление «отсталости», «неинтегрированности в мировую» науку и т.п. основаны либо на лукавстве, либо на незнании мировых реалий.  
В науковедческом сообществе общепризнано, что наукометрические методы имеют весьма ограниченную область применения (о чем предупреждали и ее основатели). В случаях их использования для оценки научной деятельности должны как минимум дополняться такими методами, как экспертная оценка (которая тоже может быть формализована и сведена к количественным показателям), а также показателями количества патентов, международных премий и наград, присужденных ученым, и т.д. Аналогичный характер носят рекомендации агентства Thompson Scientific, хорошо зарабатывающего на распространении наукометрических данных.

В истории отечественного науковедения накоплен богатый опыт оценки научной продуктивности и разработаны количественные методы такой оценки, которые незаслуженно преданы забвению на фоне повсеместного внедрения цитат-индекса, индекса Хирша и импакт-фактора.

Выявлены и другие значимые обстоятельства, которые непременно должны приниматься во внимание при  применении наукометрических методик. Должны, но не учитываются органами управления наукой. Причины, помимо науковедческой неграмотности их адептов, обычно видятся, во-первых, в простоте наукометрических методов, во-вторых, в автоматизированности соответствующей практики («кликнул» в Интернете – и тут же получил нужные данные). При этом возникает крайне нелепая ситуация: наука, как известно, дело очень сложное, а «простота» в подходах к ней – это примерно то же, что пересказ романов Льва Толстого или Федора Достоевского «своими словами».

Доля современной России в мировом потоке научных публикаций, согласно международным базам данных, куда попадает лишь около 10% российских научных статей, составляет 2,24%. У  нас принято считать, что это  очень мало и эту долю надо срочно наращивать. Но при этом не следует забывать о том, что доля России на мировом рынке наукоемкой продукции почти в 10 раз меньше – 0,31%. Отношение доли нашей страны на мировом рынке этой продукции к ее доле в мировом массиве научных публикаций составляет 0,14 (для сравнения: это отношение составляет для США 0,29, для Великобритании – 0,50, для Германии – 1,39, для Франции – 1,12, для Японии – 1,18).

 
То есть наша основная проблема не в  том, что отечественная наука  мало вносит в мировую копилку  научных идей, а в том, что наше общество по-прежнему не способно использовать эти идеи, превращать их во что-то практически  полезное или, как сейчас принято  выражаться, коммерциализировать.

Допустим, нам удастся  – с помощью вышеупомянутых «китайских технологий» и т.п. – довести  свою долю до 5% мирового потока научных  статей, о чем мечтают чиновники  от науки. Если нынешние соотношение  количества публикуемых идей и их воплощения в наукоемкой продукции  у нас сохранится, доля России на мировом рынке высокотехнологичной  продукции составит порядка 0,7. Мировой  престиж отечественной науки  будет в какой-то мере восстановлен, но мы будем оставаться «сырьевым  придатком». Это то, что нам нужно? 

Андрей ЮРЕВИЧ, член-корреспондент РАН, заместитель директора Института психологии РАН.