Линар Латыпов: "Холизму за два дня не научишь"

В сентябре 2012 года в Казани состоялся VIII съезд российских востоковедов, по решению которого Казань на два года стала столицей востоковедения России.

В этом году должен состояться очередной съезд, но о месте его проведения организаторы форума молчат – держат интригу. Так, может быть, столица Татарстана закрепит за собой по праву принадлежащее ей звание столицы востоковедения? Возможно, почтенное собрание Общества востоковедов посчитало, что деятельность президента, коим является Линар Латыпов, заслуживает особой оценки в виде еще постоянного кресла главы Общества.

Впрочем, что тут гадать – мы отправились к Линару Наильевичу в гости, чтобы напрямую узнать, каким видится будущее востоковедения, чем Казанский университет прирос за прошедшие два года. Итак, наше интервью с проректором по внешним связям КФУ президентом Общества востоковедов России Линаром Латыповым.

– Линар Наильевич, раскройте интригу, скажите, Казань останется флагманом востоковедения в будущем или передаст полномочия другому городу?

– Дело в том, что съезд востоковедов России проходит раз в два года и всегда в новом городе. Это политика организаторов форума – передавать статус столицы из региона в регион. И я полностью согласен с этим: чем больше городов, университетов будут возглавлять российское востоковедение, тем лучше. Так как основная цель проведения в разных местах ‑ распространение востоковедческих знаний и консолидация востоковедческих научных сил в определенном регионе и в РФ.

Если у нас в Казани основной темой изучения стал тюркский мир, тюркские компоненты, то следующий город привнесет в развитие востоковедения новые знания. Кстати, раскрою все-таки вам «тайну». Предполагается, что на следующий год эстафету примет Астраханский университет.

– Почему именно он? Разве этот город славен традициями востоковедения?

 – Дело не в статусе. Всем известно, что научное востоковедение в Астрахани на всем протяжении ее истории не носило системного характера.  Для науки важно не то, что город и университет имеют на сегодняшний день, а то, что они смогут дать в будущем.

К тому же при выборе предпочтение отдается тому региону, где есть предмет востоковедческого исследования. Я считаю, что Астрахань могла здорово способствовать развитию востоковедческих знаний в области культуры Прикаспия: и древней культуры, и современных прикаспийских стран, таких, как Казахстан, Иран.

Вспомните, Астраханское ханство – это очень интересный феномен, потому как связан с периодом распада Золотой Орды.

К тому же археология Астраханского края представляет несомненный интерес для востоковедения, поскольку Нижнее Поволжье испокон веков в силу своего географического положения было связано с Востоком. Через нижневолжские степи прокатывались с востока на запад многочисленные волны кочевников, которые приносили сюда отголоски восточных культур, здесь располагались центры двух великих государств Средневековья, ориентировавшихся на культуру Востока, ‑ Хазарии и Золотой Орды.

Могу предположить, что еще через два года для проведения съезда выберут Сибирь с ее историей Сибирского ханства.

– Сразу после вашего избрания в 2012 году президентом Общества востоковедов России вы встречались с журналистом пресс-центра и говорили о планах, которые ставились перед Казанью. Все ли выполнено из намеченного?

– Прежде всего, хочу отметить, что мы создали большой реестр востоковедов России, СНГ, зарубежья. И сейчас он пополняется, потому что востоковедческая тема становится все более популярной, поскольку события в мире подсказывают сами, что Восток нужно изучать более системно. Не только культуру, но и экономику, и своеобразие менеджмента, и управление, и политику… И, главное – нужно научиться предсказывать тенденции в отношениях Запада и Востока. Надеюсь, наши последователи, те, кому передадим палочку, продолжат работу над созданием реестра.

– Почему создание реестра так важно для международного востоковедения?

– Реестр дает возможность востоковедам общаться друг с другом. Не надо объяснять факт, почему необходимо, чтобы востоковеды знали друг друга, представляли, кто чем занимается.

Кстати, во время нашего интервью в 2012 году я говорил о том, что моей задачей должно стать построение общей сети взаимодействия, так называемого «networking». И созданный нами реестр, на мой взгляд, существенно помог вовлечь в этот процесс центры, существующие в странах СНГ, заинтересовал в сетевом сотрудничестве востоковедческие центры в Европе, США, Китае и других странах. Не скажу, что процесс создания сети завершен. Это работа не одного года и даже не десятилетия.

Когда Казань объявили столицей российского востоковедения, на нас автоматически легла ответственность за консолидацию работы востоковедческих институтов России и стран СНГ, организацию мероприятий по популяризации востоковедческих дисциплин, за привлечение в востоковедение молодежи. Поэтому, помимо созданного реестра, мы проводили и международные конференции.

Хочу напомнить, что на 2014 год Казань объявлена столицей культуры тюркского народа. Совсем недавно, 5 марта, у нас была встреча с представителями турецкой делегации, посвященная проведению в сентябре т.г. конференции по проблемам социальных наук тюркского мира.

– Линар Наильевич, кем и чем, скажем так, прирос Казанский университет за те два года, что был штаб-квартирой востоковедения России?

– Мы укрепили вековые традиции востоковедения Казанского университета. И это не пустые слова. Были освоены такие новые направления, как африканистика, индология, иудаика. Продолжилось развитие уже существующих направлений:  иранистики, синологии, японоведения, корееведения, арабистики и самого сильного нашего направления – тюркологии. Не стоит путать ее с туркологией – изучением Турции, хотя за это время мы создали Центр изучения культуры и языка Турции. Это позволило нам войти в партнерский формат научного и образовательного сотрудничества.

– Насколько мне известно, у нас еще появился и Центр иудаики. А сколько всего в университете насчитывается центров?

– Всего 12 центров, и все они работают. В 2013 году создан Центр изучения Индии. Сейчас работаем над созданием Центра изучения Африки, Индии.

– А почему нужно открывать центры?

– В Институте востоковедения есть кафедры, где обучение идет по программам, утвержденным Министерством образования. В отличие от них,  центры более гибкие – они могут давать дополнительные знания, варьировать программы обучения. Вообще, суть деятельности любого нашего научно-образовательного востоковедческого центра в том, чтобы взращивать новое поколение исследователей «здесь и сейчас». А значит, одной из  основных задач центра становится, безусловно, подготовка востоковедческих кадров.

В каждом центре есть руководитель–якорь, который очень внимательно наблюдает,  отбирает талантливых ребят, склонных к научным исследованиям и изысканиям, и направляет их в большую науку.

– Хорошо. Запустили центр – а что с ним будет дальше?

– Запуск центра – некий стартап. А значит, его надо раскручивать. Сразу докторов наук мы выпустить не сможем. Когда у меня спрашивают, сколько нужно лет, чтобы доктор наук получился, я отвечаю: 10-12 лет. Не меньше! В истинной исследовательской науке быстрее не получается, в этом залог «фундаментальности» науки. Но я не сомневаюсь, Казань взрастит своих маститых профессоров-востоковедов, которых почтут за честь пригласить читать лекции в другие города и страны.

Наш институт входит в число ведущих вузов страны по осуществлению федеральной целевой программы по подготовке специалистов с углубленным изучением истории и культуры ислама. У нас существуют Центр межкультурных цивилизаций, Центр межкультурного диалога, Центр изучения исламских цивилизаций, Центр исламской экономики и права, где студенты и аспиранты изучают конкретные исламоведческие проблемы.  В конце 2010 года в составе Института востоковедения КФУ появилась новая кафедра – религиоведения и исламоведения. Ее возглавил доктор экономических наук, кандидат юридических наук, ведущий российский специалист по исламским финансам и страхованию Ренат Беккин.

Надеемся, что в 2014 году в КФУ переедет Российский центр исламоведения.

– А как с самым распространенным на сегодняшний день языком в мире – китайским?

– Направление китаеведения хорошо развито в Казанском университете. Сейчас китайский язык изучается на кафедре языков Дальнего Востока и в Институте Конфуция, но думаю, что в ближайшем будущем будет создана и отдельная кафедра китайского языка.

– Возможно, я ошибаюсь, но складывается впечатление, что Институт Конфуция как будто стоит особняком.

– В настоящее время при разных университетах в 108 странах мира открыто около четырехсот Институтов Конфуция. В России таковых около двадцати.  Цель их работы – способствовать росту понимания Китая и ее культуры по всему миру, включая изучение языка. С китайской стороны куратором Института Конфуция является Хунаньский педагогический университет, его преподаватели работают у нас. Соответственно, китайские студенты обучаются в Казани, а наши студенты  – там.

– С Китаем понятно – его влияние на мировую экономику и геополитическое равновесие оспорить трудно. Но вы назвали действующим центром в нашем университете и Центр африканистики. Не боязно вам было его открывать, учитывая ситуацию, которая сложилась сейчас в Африке? То есть ‑ будет ли африканистика востребована?

– Безусловно, будет. Я хочу вам показать наглядно: вот на карте – присутствие Китая в Африке, и вот присутствие России.  В настоящий момент присутствие России в этом регионе связано преимущественно с международной деятельностью ее крупнейших компаний, а также запланированным расширением сотрудничества с Южной Африкой в рамках организации БРИКС. Не только Китай, но и все страны БРИКС ведут активную деятельности в Африке, причем каждая выбирает свой собственный путь. И все компании там работают.  Приезжавшие недавно в Казань послы африканских стран сказали, что они однозначно поддержат центр по изучению Африки в Казани.

– Каким образом поддержат?

– Они планируют сами приезжать к нам и читать лекции о своей стране. А это значит, что практически вся Экваториальная Африка, вплоть до ЮАР, будет охвачена. И более того, они подтвердили свое обещание, что наши студенты будут стажироваться у них в посольствах, работать в российских компаниях, имеющих бизнес интересы в Африке.

А там нужны специалисты не только со знанием английского языка. Я сам служил в армии в Африке, в Конго, поэтому понимаю, что если у человека только знание французского языка (это франкоговорящая страна) – это одно,  и другое дело, когда ты с ними разговариваешь на местном языке.

Поэтому перспективы у африканистики открываются большие. К тому же важно помнить и слова президента РФ Владимира Путина, который сказал, что «с Африкой мы будем работать».

– Таким образом, после десятилетнего перерыва Россия вновь начнет открывать для себя Африку. Надолго мы туда войдем?

– По сравнению с теми же китайцами и американцами, которые рассчитывают на короткие контракты, мы нацелены на многостороннее и многолетнее сотрудничество с африканскими странами. 

– Есть ли у института возможность иметь контакты с теми странами,  культуре которых посвящена специализация? Ну, чтобы была возможность какой-то поездки, практики? Удается ли не просто отправить студентов на стажировку, но договориться так, чтобы у них была там возможность работать в библиотеке с текстами?

– В этом году мы заговорили о том, чтобы востоковеды имели возможность так называемых «полевых исследований» – то есть могли изучать страны изнутри. Поэтому у нас студенты ежегодно выезжают в страну изучаемого языка: до 20 студентов отправляются на годовую стажировку в Китай, 10 студентов – в Южную Корею, 20 – в Турцию,  20-25 студентов – в Каирский университет, около 30 студентов  стажируются в Марокко. Если посмотреть, то эти полевые исследования закрывают необходимый уровень практических навыков.

– И чем они там занимаются?

– Помимо того, что студенты там полностью вовлечены в пространство, позволяющее им узнать мир Востока, они также имеют возможность заниматься научными исследованиями. Как правило, большинство возвращается  с готовой курсовой, или с дипломом, или с диссертацией.

Востоковедение получило большой импульс после создания Института международных отношений, истории и востоковедения. Вспомните, как много было разговоров о целесообразности объединения. Но, как показало время, это решение было правильным!

– Кого готовит Институт международных отношений, истории и востоковедения?

– Наша цель – выпустить международника высшего уровня. Если востоковедческие центры Санкт-Петербурга, Москвы больше готовят востоковедов с академическими знаниями, мы делаем упор на подготовку международников со знанием восточных языков. Потому что сейчас это очень востребовано в мире. Но не стоит забывать, что международник, который не знает истории, культуры – это слабый международник.

– Правильно ли я вас поняла, что, изучая тексты, при обучении упор делается на исторические материалы, а не на современный язык. То есть хочу уточнить, нет ли какого-либо предубеждения против современности? Можно ли объять необъятное и читать классику с соответствующей лексикой и в то же время читать современные тексты, газету?

 – Тогда и я вас спрошу: чем отличается восточный текст от западного?

– Написанием букв.

– Не только. В Китае, скажем, – это идеограммы. Если пиктограмма ‑ знак, передающий слово или понятие, графически схожий с физическим объектом, который он изображает, то идеограмма ‑ более сложная единица,  передающая характеристику объекта, его идею. Так, например, идеограмма «счастье» ‑ это крыша и внутри – женщина.  А «осень» как изображается, знаете? Поскольку в старом Китае после того, как зерно было собрано, ненужные стебли сжигали, идеограмма состоит из пиктограмм зерна и огня. Или вот еще. Слово «хороший» в китайском языке обозначается двумя пиктограммами – женщина и сын. Когда у женщины  есть сын – это хорошо.

Изучить идеографический текст невозможно, не зная культуры и истории народа. Пожалуй, ни в одном из существующих языков не раскрывается суть исторического, культурного наследия страны настолько, как это возможно в китайском языке, который насчитывает 80 тысяч иероглифов. Наши студенты знают до 5 тысяч идеограмм. Это позволяет им читать книги и газеты.

– Как запомнить такое количество иероглифов?

– Они композитны. «Дао» – дорога и сознание. И ты для себя запоминаешь: сознание тебе дается от Всевышнего, и ты идешь по дороге знаний – осознанный путь. Даосизм пошел от учений Конфуция. Не зная учения Конфуция, ты не разберешься в этих иероглифах.

То же и с арабскими текстами. Если вы возьмете Коран, увидите вязь с проставленными расстояниями. Особенностью арабской письменности является то, что обозначение звуков в виде графических символов имеет прочную связь со здравым смыслом и несет в себе много полезной символической информации.

Западный человек подумает, что на этом месте надо сделать паузу. На самом деле, это сплошные согласные. И где там делать паузу – это большой вопрос. Если вы были на конкурсе хафизов, то обратили внимание, что они поют суры. Потому что есть опасение неправильно поставить паузу. Одно слово переходит в другое. И эта вязь показывает, что, не зная истории, культуры, традиций, ты ничего прочесть не сможешь.

Почему говорят, что Тору и Коран нельзя перевести?

Сложно предугадать, какое значение выделит переводчик из этих книг.

– С чем связан высокий проходной балл в ваш институт? Ведь философия, да еще мусульманская или китайская, – это очень далекий от реалий сегодняшний жизни сюжет. Что же так привлекает сюда студентов?

– Востоковедение делится, условно говоря, на несколько направлений: Ближний Восток, Средний Восток, Передний Восток и Дальний Восток.

И теперь давайте посмотрим, где происходят основные события. Где расположены точки роста мировой экономики? Это Индия, Китай, то есть самые густонаселенные места на земле. Темпы роста Китая не падают ниже 7 процентов. Население ‑ 1 млрд. 400 млн. жителей. ВВП Китая через несколько лет обгонит ВВП Америки.

Следующий момент: каким регионам нужно уделять внимание из-за близости границ с Россией? Афганистану, Пакистану, Средней Азии.  Где происходят революционные события? Бурлит арабский мир.  Важен для нас Ближний Восток – Сирия, Каир, Африка? Да, важен. Это направление подготовки специалистов  для решения геополитических задач России.

И вот выводы из всего сказанного: там, где точки роста, там, где точки бурления, и там, где точки интересов России, всегда будет востребован международник.  И еще об одном факторе популярности нашего института.

Человек, знающий язык, никогда не пропадет. На хлеб он всегда заработает.

– Отличается ли типаж студента- востоковеда от типажа студентов других институтов  КФУ?

–Я думаю, все же отличается. На Востоке традиционно принят так называемый холистический подход к знаниям. Холизм как учение базируется на непосредственной целостной взаимосвязи материального и духовного. В России больше развит дискретный подход – восприятие идет только через разум. Холистическому восприятию мира за два дня не научишь, это очень кропотливый процесс. Но за время учебы в институте у наших студентов  формируется восточный тип мышления.

Западный, рациональный тип мышления, обязательно разделяет мир на части. А Восток смотрит на мир в целостности. И если студент действительно настоящий востоковед, то у него будет целостное видение мира. Вы наверняка обратили внимание, что японцы очень спокойные, уравновешенные люди. Почему они такие спокойные? Потому что понимают, что если сейчас и есть тревога и несчастье, то в целом-то все хорошо – мир держится, солнце светит, жизнь продолжается. Поэтому наши выпускники такие жизнерадостные  – у них появляется целостное видение мира.