Никита Михалков: счастье жизни в самой жизни
Режиссеру, народному артисту РСФСР, председателю Союза кинематографистов РФ Никите Михалкову 21 октября исполняется 75 лет.В интервью он сообщил, будет ли отмечать день рождения, что происходит с его проектами и почему он не появился на Московском кинофестивале. Также Михалков рассказал, считает ли себя хорошим человеком, любит ли публичность, и поделился своими страхами.
О пандемии, страхе за семью и вселенской провокации
— Никита Сергеевич, хочу попробовать сделать не юбилейное "ура-ура-интервью", а человеческое. Тем более что, судя по всему, поводов для "ура-ура" сейчас и нет.
— Совсем нет.
— Жизнь перевернулась и стала другой. В связи с пандемией, в связи с коронавирусом, как все воспринимаете?
— Считаю, это абсолютно уникальная ситуация. И очень страшная, и удивительно необычная. С одной стороны, серьезные люди — бельгийские врачи — пишут открытое письмо в ВОЗ, что это все жульничество. Немецкие врачи собираются подавать в суд на своего коллегу, который якобы культивировал пандемию.
Есть очень много людей, которые слышат такие слова, скидывают маски и говорят: "Все это вранье". За всем этим, хотим мы того или не хотим, прослеживаются признаки передела мира. Серьезного передела мира
Рушатся огромные предприятия, люди оказываются без работы, накалена ситуация — то там, то там. По разным причинам. И в то же время есть те, кто контролирует ситуацию, скупает и разоряет других, обогащаясь невероятно. И мы об этом знаем.
— Но люди же все равно болеют...
— Да, люди болеют и умирают. Говорят, умирает ненамного больше, чем во время простой эпидемии гриппа. Может, оно и так. Но есть двойственность, турбулентность. С одной стороны: "А, да ладно". С другой: "Не дай бог" — умноженные еще к тому же на русское "авось" и на подсознательное упрямство по отношению к власти: "Вот вы хотите так, а мы будем так". И ужесточение, вынужденные меры власти по отношению к предприятиям, ресторанам, кафе, барам и ночным клубам, которые не следуют этим указаниям. Их штрафуют на огромные деньги. И это раздражает. Это очень опасная ситуация, которая обессиливает людей морально.
— Ваша Академия кинематографического искусства сталкивалась с чем-то подобным?
— Да. Академия ездила на гастроли, и заболел человек. Причем это были гастроли в поддержку врачей. Не за деньги. Благотворительные спектакли. И пришлось из двух актов делать один. Все время приходится перекраивать жизнь, взаимоотношения. Я не исключаю, что все это — очень серьезно, глубоко, и, боюсь, может быть, продумано.
— Что имеете в виду?
— Нет такого, будто нам лгут про то, что болезнь есть, а ее на самом деле нет. Она есть, и я не исключаю возможности, что возникла не просто так. А в этом случае надо понимать, кому это выгодно. И, когда ты начинаешь в этом разбираться, как мы пытались разбираться в "Бесогоне", ветви этой истории залезают так высоко, а корни так глубоко, что берет оторопь. Потому что ты понимаешь свое абсолютное бессилие. Даже люди, которые не очень тяжело болеют, подвержены очень мощной психической атаке. Очень мощной. От нехватки воздуха, от страха, от сердцебиения, от температуры, которая скачет, от незнания того, чем лечить. И кто-то выздоравливает, потому что подобрали правильное лекарство, а кому-то не могут подобрать. Думаю, если сумеют доказать, что российская вакцина действенна, у людей произойдет некий обратный слом.
— А вы будете готовы привиться?
— Знаю, что сейчас должен появиться препарат, который будет определять, кому следует делать прививку, а кому не следует.
— Вы сами боитесь за себя, за семью?
— Конечно, боюсь. Очень. У меня дети, внуки. Внуки учатся, дети снимают и снимаются. Но человек предполагает, бог располагает. Я абсолютно далек от того, чтобы сказать: "Да ладно, как будет, так и будет". Потому что видел людей, которые страдают от этой болезни, и слышал то, что рассказывают мои близкие товарищи. Юра Башмет переболел, ректор "Щепки" Борис Николаевич Любимов, болеет Сережа Никоненко. Они не драматизируют, но ты понимаешь, что очень плохо человеку. Просто плохо. Это огромная слабость, это абсолютное безволие. Это то, что называется "опускаются руки". Человек не знает, как спастись.
Вы понимаете, смысл актерской профессии заключается именно в том, чтобы войти в чужой образ, приблизиться к нему, почувствовать его в себе. И вот когда представляешь себе то, что испытывают люди, болея, то охватывает страх, даже когда у тебя ничего этого, по крайней мере сейчас, нет
О юбилее и своем отсутствии на ММКФ
— Никита Сергеевич, сейчас из-за пандемии многие переносят празднования юбилеев. Вы уже понимаете, как будете отмечать и будете ли?
— Не буду отмечать, потому что у меня такое количество людей, которым я рад и которые хотели бы прийти. Я уж не говорю об академии, о студии "ТриТэ". Но понимаю, что сейчас просто не время. Собрать всех тех, кого бы я собрал, нереально. Объяснять на входе, что сначала нужно сделать тест ПЦР, а потом пустят или не пустят. Представьте себе товарища, который пришел, а его не пустили, — ужасно. И я предпочел от всего отказаться в надежде, что мы сможем перенести это и приурочить к выпуску нашего спектакля.
Мы сделали с братьями Пресняковыми пьесу по моему фильму "12", где я хочу сыграть на сцене ту же самую роль, что играл в кино. Пригласил Колю Бурляева, и он дал согласие на роль, которую играл Маковецкий. Саша Адабашьян тоже согласился играть того, кого играл в кино. Остальные будут мои ребята из академии. Не буду раскрывать всех тонкостей, но это ноу-хау, очень технологичный спектакль.
— И он будет в декабре, да?
— Надеюсь. Мы арендовали зал "Зарядье" 20 и 21 декабря. Один день прогон, второй день — премьера. Но, может быть, если будем готовы, в первый же день сделаем прогон "для пап и мам", а во второй день надеюсь пригласить всех тех, кого пригласил бы на свой день рождения.
— Хотела про Московский кинофестиваль спросить. Многие писали, что не зря его провели в такое непростое время, сильные фильмы были. Но при этом возникло и недоумение: почему вы, президент ММКФ, ни разу не приехали на фестиваль.
— Я был все время на связи. Во-первых, фестиваль мы должны были провести, потому что иначе могли потерять лицензию FIAPF. У нас фестиваль класса "А", чем мы очень дорожим, потому что их всего пять в мире. Во-вторых, конечно, могли бы сослаться на пандемию, но при отношении сегодня к нам, так сказать, наших западных "коллег" — они с большим удовольствием нас бы не услышали. Не провели фестиваля два раза — все, "досвидос". Это героический поступок всех организаторов фестиваля.
Я очень благодарен московскому руководству за то, что они пошли нам навстречу при условии, что мы будем соблюдать все рекомендации. И мы максимально это сделали. К нам приезжали из Роспотребнадзора, смотрели, как все организовано. Десятки литров санитайзера, маски, все прочее. В-третьих, действительно была хорошая программа. И люди ходили в кино
— Зрителей не так много потеряли, потеряли только президента ММКФ...
— Я находился на двухнедельном карантине, который как раз совпал с открытием и закрытием фестиваля. И, к сожалению, не был ни на открытии, ни на закрытии, ни на пресс-конференции. Это было мне самому обидно, я волновался: как это будет. И убедился: создан механизм, который не держится на конкретном человеке, а существует команда, она знает, что делать. Продюсер Леонид Верещагин — величайший профессионал в этом смысле. Все было очень четко, мы все оговаривали. Случался и форс-мажор. Светлана Крючкова (обладательница почетного актерского приза ММКФ — прим. ТАСС) себя плохо почувствовала. Мы испугались, потом выяснилось, что она здорова, слава богу, нет у нее ковида. Считаю, что и призы всем раздали по справедливости. И я очень рад, что главный приз получила картина Андрея Зайцева "Блокадный дневник", это очень искренняя, очень сложная, очень трогательная работа, а самое главное — очень правдивая: о страшных днях блокады Ленинграда.
— Следующий ММКФ когда пройдет? Весной 2021 года или снова осенью?
— Надеюсь, весной.
— Успеете за такое короткое время подготовить новый кинофестиваль?
— Люди работают. Готовить фестиваль в большей степени можно онлайн, потому что это телефонные звонки, это письма, это предложения. Это не обязательно личные встречи. Повторюсь: взаимодействие налажено. Так же работает и Союз кинематографистов. Мы сохранили его. Организация не рассыпалась на огромное количество частей, как Союз писателей и так далее. И я мечтал бы, чтобы и Союз кинематографистов работал вне зависимости от того, кто им руководит.
— То есть без ручного управления?
— Конечно. Это очень трудно, но возможно.
О семье Алексея Баталова, Грефе и "Шоколадном револьвере"
— Помню прекрасно, как вы помогали Алексею Баталову, который в последние годы тяжело болел. Сейчас возбуждено уголовное дело, на имущество семьи Баталова — жены Гитаны и дочки Маши — посягают какие-то люди. Вы участвуете в этой истории, помогаете как председатель Союза кинематографистов?
— Если говорить как председатель — надо создавать механизм, который просто будет защищать людей, попавших в такую ситуацию. Вдов, детей тех, кто уходит, родственников звезд нашей культуры, науки и так далее.
— При какой организации это надо создавать?
— Может быть, при Думе, может быть, при Совете Федерации, может быть, при Фонде культуры — не знаю. Но их необходимо защищать. История с семьей Баталова — мало кто представляет катастрофичность ситуации. Гитана. Вдова Баталова. Бывшая артистка цирка. Ей 85 лет. Всю жизнь, выйдя замуж за Алексея Владимировича, она была за его спиной. Она так и осталась той самой наивной прекрасной цыганской актрисой, которая безоглядно бросила все — карьеру, цирк — все, что любила, и пошла за ним. У них родилась девочка. Не очень здоровая, но очень талантливый человек. И я думаю, сейчас надо сделать все, чтобы эта квартира в какой-то момент автоматически стала квартирой-музеем Баталова. И при желании семьи зафиксировать это законодательно.
— Если продолжать тему конфликтов. В ТАСС выходило интервью Грефа, где в продолжение вашего публичного диалога после "Бесогона" он сказал, что с вашей стороны были обращения к его организации. У вас не было мысли просто с ним встретиться, поговорить и все прояснить?
— Напомните, в интервью он что говорил?
— В частности, говорил, что вы хорошо знакомы, "в том числе по разным, скажем так, пикантным ситуациям". И что вы не раз обращались в Сбербанк за помощью — "и письменно, и устно".
— Но это же ложь! Я же сказал в "Бесогоне": "Друзья дорогие, покажите мне, покажите конкретно — когда, где и зачем я к вам обращался. Только документ покажите, а не бла-бла". И что? Да ничего. Но мало того, что это ложь. Это еще должностное преступление. Когда руководитель банка раскрывает отношения с клиентом.
— То есть отношения были?
— Я же сказал, их не было. Это ложь. Но если бы они были, эти отношения, как утверждает господин Греф, — то это должностное преступление.
А если попытаться разобраться.... Когда убирается слово "банк" и остается "Сбер", это дает право заниматься всем — от билетов в кино до покупки арбузов.
Эта монополия опасна тем, что многие люди, которые поведутся, в какой-то момент поймут, что они без этого не могут обходиться. А когда так происходит, те люди, которые занимаются подобным, приходят к власти. Они делают так, что народ от них становится зависим
А когда все то же самое делается за деньги государства и того же народа как налогоплательщика — это несправедливо, это недобросовестная конкуренция. Очень легко быть Робин Гудом за чужой счет.
— Если вернуться к пандемии. Ваши коллеги уже объявили, что вручение кинопремии "Ника" переносится на весну. Понятно, что будет с "Золотым орлом"?
— Мы существуем в моменте. Каждую неделю что-то меняется. Каждый день что-то меняется.
— Иногда и каждый час.
— Посмотрим. Все-таки это январь. То же самое и со спектаклем нашим. Я говорю про декабрь. С одной стороны, еще впереди столько времени, а с другой стороны, его нет. Поэтому будем смотреть по ситуации.
Да, Московский фестиваль нам нужно было провести, мы были обязаны его провести для того, чтобы не потерять. А "Золотой орел" — национальная премия — тут мы хозяева, можем думать, как его сдвигать. Не будем насиловать себя. Но пока находимся в этих временных параметрах.
— Что с вашим фильмом "Шоколадный револьвер"? Вряд ли же сейчас получится снимать.
— Дело в том, что в сценарии речь идет про российского режиссера, который мечтает получить "Оскар", чтобы вылечить свою дочь. Господь управил, что я эту картину не начал снимать. Представляете сейчас кино, где русский режиссер хочет "Оскар" для того, чтобы ему дали возможность снимать кино, чтобы заработать денег на лечение дочери? Если мы хотим это оставить, — а там очень красивая история — мы должны это все переосмыслить. Потому что мечта об "Оскаре" становится странной сейчас, когда ввели новые правила для главной категории "Лучший фильм", когда нужно снимать про людей нетрадиционной ориентации, про чернокожих, и вообще, когда в Голливуде устанавливаются правила, похожие на советскую идеологическую цензуру. То есть другими словами — не качество фильма будет определять получение премии, а то, насколько выдержана картина с идеологической голливудской точки зрения.
О "Едим как дома", ужасающем впечатлении от кинематографа и киноляпах
— Подумала, что название сети быстрого питания "Едим как дома", которую вы хотели запустить вместе с Андреем Кончаловским, получилось довольно пророческим. Потому что мы ели — только не как дома, а просто дома — все лето. Во-первых, что с проектом? Во-вторых, как вам далась вынужденная изоляция?
— Пока все "заморожено" из-за пандемии. Все предприятия, которые могли бы этим заниматься, стоят. И у нас та же проблема, что и у многих других людей.
А что касается моей изоляции, я провел ее потрясающе. Сидел в деревне, мы с братьями Пресняковыми писали пьесу "12". А еще посмотрели 150 фильмов. Во-первых, для меня это была потрясающая школа. А, во-вторых, я увидел реальную картину происходящего в кинематографе. В целом — ужасающее впечатление.
— Вы смотрели современное российское кино или какое?
— Абсолютно всякое.
Но, конечно, не все, что было сделано за всю историю кинематографа. Современные сериалы — наши, американские, современные картины — наши, американские, французские, итальянские. И вот ты смотришь кино, три-четыре картины нашего времени, и потом кислородный аппарат — Дино Ризи, Феллини, Тарковский, Маджиди, Барнетт, Панфилов, Мельвиль или никому не известная режиссер Аличе Рорвахер. Причем удивительное многообразие, допустим, того же Маджида Маджиди, снимающего копеечные по бюджету шедевры.
И в тоже время хотите блокбастер — пожалуйста: "Мухаммед: Посланник бога". Великая картина, голливудский размах. Как это сделано! Когда я представлял эту картину в Москве, я сказал, что мечтал бы, что бы кто-нибудь сделал бы такого же уровня и масштаба картину о детстве Христа. И вот, повторю, после трех-четырех картин, которые имеют рейтинг 7,3, 7,8 и так далее, просто нужно было выдохнуть. И это был такой экскурс и такая школа, когда ты смотришь знаменитые картины 70-х годов. Когда ты смотришь картину "Пять несложных музыкальных пьес" с Джеком Николсоном. Абсолютно современная картина с потрясающим совершенно смыслом. Молодая картина! Играют фантастически совершенно.
И, когда потом ты смотришь любую драму или не драму сегодняшнего мира, понимаешь, что проблемы им приходится выдумывать. Люди перестают углубляться — как в литературе, как у Достоевского, у Толстого, у Чехова и многих других, кто проникал в суть человеческих отношений, чтобы там попытаться увидеть эту суть, прикоснуться к ней. Все абсолютно поверхностно и предсказуемо
Мы уже просто шутили во время просмотра, предугадывали диалоги, и они совпадали. Попадали почти стопроцентно. Это удивительно. И это мировая тенденция. Нет, это не наше "чернушное" кино. Это мировая тенденция чудовищного измельчания. Мало того, порой абсолютного отсутствия уважения просто к правде в кадре. И там, и здесь.
— Что особенно впечатлило?
— Ну, например, вот смотришь сериал наш, где следователь из Москвы приезжает в город расследовать убийство — там маньяк или кто-то еще. Хорошие артисты играют. Маленький город. Следователь-женщина нанимает водителя. Спрашивает: "Сколько вы зарабатываете?" Он говорит: "Вот столько". — "А я вам дам столько. Вы будете со мной работать?" — "Ну, пожалуйста".
Ночью одна приезжает на объект, на цементный завод. Ночью. В чужом городе. Женщина. Открывает дверь автомобиля, хочет выйти, он ее останавливает, говорит: "Вот возьмите это" — дает ей фонарь. (Ну уже странно, что она пришла ночью на объект, не имея никакого фонаря.) Она говорит: "Да, спасибо". Он говорит: "Подождите, пожалуйста, возьмите это тоже", — и дает ей пистолет. И следователь берет из рук неизвестного человека оружие. В свои руки. Следователь профессиональный! Да она прикоснуться к нему не имеет права.
Взять из рук неизвестного человека оружие, мало ли кто из этого пистолета был убит? Мало того что странно, что у нее нет своего оружия, если она следователь и приехала на объект. Но вообще даже не возникает вопроса, откуда у таксиста револьвер и как он безбоязненно может дать его офицеру полиции.
Когда ты вот такое смотришь, когда ты все это видишь, то разрушается все — и что было до этого, и что будет потом, после этого.
Потому что ты понимаешь, что этих людей абсолютно не интересует хотя бы логическая правда. Пипл схавает. Красивая женщина, резкие повороты сюжета
А когда в фильме "Зулейха открывает глаза" конвоир выкрикивает из строя заключенных татарские имена, которые потом оказываются бывшими или еще живущими настоящими крупнейшими деятелями татарской культуры, науки, религии. Это о чем говорит? Что абсолютно наплевать на профессию. Надергали в Википедии татарских имен и даже не поинтересовались, кто эти люди. В результате получается, что в сталинских застенках сидит весь цвет татарского народа. Ну понятно, почему разразился такой скандал. Но расчет-то тот же — пипл схавает.
— Тут наши потенциальные читатели скажут: "Никита Сергеевич говорит, что вот этого и этого не может быть". Но ведь про ваши фильмы, особенно последние, тоже говорили: "А как же они там с палками?" А вы отвечали: "Ребята, это миф".
— Нет, нет, стоп, я так не отвечал. Каждая, каждая (!) сцена, которая была в сериале "Утомленные солнцем — 2", включая историю про танк, который простоял два года в болоте, и историю с атакой на Цитадель с черенками от лопат, — это документальная вещь. Да, это не было массовым явлением, но это реальный факт. И такая пехота называлась "черной" — "черная пехота". Когда запускали людей именно с черенками. И на то есть свидетельства. Я могу это доказать. Или говорят: "Как можно завести танк, простоявший два года в болоте?" (Этой сцены нет в фильме, она есть в сериале.) И мы не высасывали из пальца, как это можно сделать, и нам самим это было интересно, и тогда мы поехали в научно-исследовательский институт бронетанковой техники.
— Завели?
