На месте "Пирамиды": возрождаемый из пепла Успенский собор Казани

Одним из самых любопытных районов Казани является Забулачье — в прошлом Мокрая и Ямская слободы. Когда-то эта часть города славилась обилием культовых сооружений и набожным населением, а рядом размещались заведения с весьма сомнительной репутацией. Этим необычным местам посвящена вышедшая в свет книга краеведа Алексея Клочкова «Казань: логовища мокрых улиц». Публикуем отрывки из главы «Заколдованное место: от храма до пирамиды» (см. также части 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25).

Местоположение Успенского собора

Если театр начинается с вешалки, то старая Казань начиналась с Успенского собора. Именно этот древний собор, стоявший при въезде в город в самом начале Адмиралтейской дамбы, в силу своего расположения являлся наиболее известным казанским храмом и даже своеобразной «визитной карточкой» города. Величественный храм, некогда доминировавший над «въезжим» кварталом Мокрой слободы, представлял собою довольно-таки грандиозное сооружение классического стиля: с юга и севера его венчали восьмиколонные портики, над которыми возвышался широкий барабан с низким, как будто немного приплюснутым куполом. Склонный к романтике Г.В. Фролов угадывал в его силуэте формы корабля, чего я, честно говоря, не замечаю, а посему выношу мнение Георгия Валентиновича на суд непредвзятой читательской аудитории.

Довольно обширная территория храмового комплекса с северо-запада примыкала к складам Мельхиора Рама, с юго-запада церковная ограда шла по красной линии Успенской улицы, с юго-востока она отграничивалась каменным забором уже известной читателю иешивы, а с северо-востока упиралась в задний двор домовладения Жарковых, иными словами, едва не доходила до левого берега Булака. Помимо собственно храмового комплекса с колокольней, на этой небольшой уютной площадке помещались два дома приходского духовенства (причта), часовня и древнее православное кладбище, оставшееся еще со времен существовавшего здесь в XVI—XVII столетиях девичьего монастыря.

Успенский собор со стороны улицы Кирова. Фото В.С. Порфирьева. 1971 г.

А теперь совсем ненадолго возвращаемся в день сегодняшний. Увы, в «дне сегодняшнем» все очень печально: некогда величественный Успенский собор давно снесен, да даже и сама память о нем стерта безжалостным временем. То есть стерта настолько глубоко, что сегодня едва ли хотя бы один из ста казанцев с точностью покажет вам былое местоположение храма.

Чтобы хоть как-то прояснить ситуацию, предлагаю читателю два снимка, произведенных в разное время. Первый из них сделан известным казанским фотографом Рашитом Загидуллиным в июле 1977 года с площадки за памятником Мусе Джалилю, за считанные дни до сноса Успенского собора. Второе фото со звонницы Спасской башни Андрей Останин сделал по моей просьбе совсем недавно — осенью 2018 года.

Сравнение снимков Рашита Загидуллина (1977) и Андрея Останина (2018) дает нам точное местоположение Успенского собора

Сравнение этих двух снимков дает нам искомое местоположение собора — его территория частично перекрывала южную половину КРК «Пирамида» и доходила до северной стороны нынешнего отеля «Мираж».

Успенский храм: история длиной в четыре века

…И бегом — назад, в век шестнадцатый. В ту пору Забулачье еще не считалось никакой Мокрой слободой, а являло собою огромный заливной луг, протянувшийся от крепостных стен до берега Волги. То были поистине благословенные места (недаром же они принадлежали Казанскому и Свияжскому архиепископу) — на много верст простирались цветущие или скошенные луга, перелески, пойменные озера, заросшие ивняком, стога, пахнувшие сухим и теплым сеном. Посреди этого травяного моря петляли узкими лентами две полноводные и рыбные речки — Булак и Казанка. Была в этих краях и еще одна протока, представлявшая собой древнее русло Казанки. Она тянулась по лугам на много километров в сторону Волги. Ее звали Ичка. То была заглохшая, глубокая и неподвижная река с крутыми берегами, сплошь заросшими высокой густой травой. По свидетельствам современников (которые относятся к более позднему времени, но это не меняет сути), густота трав в пойме Казанки была такой, что с лодки трудно было высадиться на берег — травы стояли непроходимой упругой стеной.

Как уже, наверное, догадался читатель, понятия «Мокрая слобода» в ту пору не знали, и практически все Забулачье в «широком понимании» считалось Ямской слободой, которая старше нашей Мокрой по меньшей мере на полтора столетия. Оно и понятно, ведь еще в XVI столетии отсюда начиналась почтовая дорога на Москву. Между прочим, «ям» — слово татарское. В своем изначальном понимании оно означает селение, станцию, где жили ямщики и содержались лошади для почтовой связи. Русские переняли устройство почтовой службы у татар, и даже ямщиками в первое время служили преимущественно татары. Их освобождали от подушных податей, а они за это должны были держать лошадей, обеспечивать бесперебойную связь и доставлять чиновников разного ранга во все концы необъятной России. Ямская слобода упоминается в писцовых книгах за 1566 год: «За Булаком в остроге государева царя и великого князя слобода Ямская. И всего в Ямской слободе охотничьих 62 двора...». А пока возвращаемся к теме, заявленной в заголовке, — к Успенскому собору.

Итак, уже в 1566—1568 годах в заливных сенокосных лугах за Булаком появляется Успенский приход: «За Булаком, в остроге, государева царя и великого князя Слобода Ямская, а в Слободе церковь Успения Пресвятой Богородицы, да в приделе церковь Фрол и Лавр поставленные и все церковное строение мирское, а у церкви двор попа Тихона, во дворе проскурница, да 11 келий старцев и стариц нищих».

Как можно понять из разрозненных обрывков сведений, содержащихся в писцовых книгах второй половины XVI столетия, первоначальная церковь имела богадельню и совсем небольшой приход в несколько дворов, расположенных по левому берегу Булака. Отец Тихон, ее первый настоятель, получал государево жалованье, как было положено предстоятелям приходских церквей, в размере трех рублей, шести четвертей ржи, большой меры овса и пуда соли. Жалованье выдавалось два раза в год на Пасху и Михайлов день, и годовой оклад в размере трех рублей был очень неплохим доходом, ибо в те времена на три рубля можно было купить либо трех лошадей, либо шесть коров, либо тридцать баранов.

Вероятно, в XVI столетии Успенский храм действовал еще как самостоятельный приходской, но издревле существовавшие при нем кельи, по всей видимости, заложили основу будущей монастырской жизни. Не случайно же в писцовых книгах за 1656 год он упоминается именно как Успенский девичий монастырь.

Когда и по каким причинам этот монастырь прекратил свое существование — вопрос открытый. Во всяком случае, в первой половине XVIII столетия он еще точно существовал: в экспликации к плану города Казани, выполненному в 1739 году инженер-поручиком Артамоном Сациперовым, мы находим достаточно подробные о нем сведения: «Монастырь девичий и собор Успения Богородицы за рекою Булаком. При нем церковь теплая Сретения Господня, придел преподобного Михаила Малеина. Напрестольной крест Господень сребреной вызолочен, в нем мощей святых 31 частица. Круг монастыря ограда, и в нем кельи деревянные».

Успенский монастырь на карте Казани, выполненной в 1739 году инженер-поручиком Артамоном Сациперовым (помечен цифрой 7). На плане четко прослеживается направление Большой Успенской улицы, идущей от крепости мостом через Булак к Мокрым воротам (на плане помечены литерой С). Эта древняя дорога в общих чертах повторяла направление будущих улиц Триумфальной — Кремлевской — Ташаяк, по сути, она являлась их предтечей

Очень интересно, что на плане Артамона Сациперова уже зафиксированы Мокрая слобода и Мокрая улица, а также на нем четко прослеживается направление улицы Большой Успенской, идущей от крепости мостом через Булак к Мокрым воротам (на плане помечены литерой С). Эта древняя дорога в общих чертах повторяла направление будущих улиц Триумфальной — Кремлевской — Ташаяк, по сути, она являлась их предтечей. Предшественник нынешнего переулка Рустема Яхина назывался Журавлевым переулком и вел к Ямским воротам, помеченным на плане литерой D.

Как уже знает читатель, в Успенском приходе во все времена было совсем мало зажиточных людей, а потому все заботы о содержании храмового комплекса всегда ложились на влиятельных благотворителей. Так, в 1728 году первый казанский олигарх Иван Михляев завещал Успенскому монастырю после своей смерти «…по сту рублей в год, покуда будет жива жена его, Евдокия Ивановна». До революции в Успенском храме хранилось старинное Евангелие, на внутренней стороне обложки которого была сделанная в 1754 году запись, свидетельствовавшая о последних днях монастыря. Из нее можно было понять, что еще и в это время монастырь существовал, но это существование было скорее номинальным, ибо «…в пожаре 1749 года 3 мая церковь Успения Пресвятой Богородицы погорела, а равно и весь девичий монастырь».

Успенский собор Мокрой слободы. Фото из архива Валерия Грязнова. 1920-е годы

После этого были еще пожары, был и пугачевский разгром, после которых монашеская жизнь в обители окончательно угасла, и даже встал вопрос о сносе храмового комплекса, поскольку этот приход был даже не просто бедным, но нищим. От полного уничтожения храм спас наш старый знакомый Иван Степанович Жарков, проживавший в Успенском приходе и, как мы помним, бывший в ту пору городским головой. В 1799 году он ходатайствовал перед руководством епархии, «чтобы Успенского собора не уничтожали, а дозволили ему на его собственный счет возобновить церковь».

Разрешение было дано, и под наблюдением неутомимого Ивана Степановича в 1809—1811 годах храм восстановил губернский архитектор Александр Кириллович Шмидт (1783—1843), придав ему невиданные дотоле в Казани классические формы. Помимо мощных восьмиколонных портиков (к слову, к этому времени появившихся и на фасадах другого отстроенного заново храма — собора Казанской иконы Божией Матери), в обновленном Успенском соборе чаяниями того же И.С. Жаркова был сделан придел «…в честь соименного себе святого преподобного Иоанна Дамаскина», колокольня же первоначально была поставлена отдельно от церкви.

Зная о бедственном финансовом положении Успенского прихода, И.С. Жарков взял на себя все заботы о его благополучии — обеспечивал функционирование хозяйственных служб, снабжал храм всем необходимым, не оставлял священнослужителей, а на церковные праздники раздавал щедрые благотворительные дары всем без исключения прихожанам. Так что его кончина в канун праздника Пасхи 1813 года была для жителей Мокрой слободы тяжелым ударом.

По смерти И.С. Жаркова все заботы о сохранении храма легли на его вдову Марию Матвеевну и сестру ее Прасковью Матвеевну Крашенинникову, которых читатель, вероятно, тоже еще помнит. Когда в страшном городском пожаре вместе с разводным Жарковским мостом сгорел дотла и Успенский собор, последний как несостоятельный приход во второй уж раз решено было закрыть. Удивительно, но сестры-купчихи Мария и Прасковья вновь сумели отстоять его. Несколько раз они обращались в епархию с просьбой «…о дозволении им выстроить Успенский собор на свой счет вновь, так как возобновлять его, по причине появившихся на стенах собора значительных седин, было невозможно».

В конце концов сестры получили-таки соответствующее разрешение. Снова был призван на помощь архитектор А.К. Шмидт, и к 1822 году собор возобновили в прежних формах. М.М. Жаркова и П.М. Крашенинникова, как могли, украсили собор: наняли местных художников, которые расписали стены, снабдили храм необходимой церковной утварью, и уже 8 августа 1822 года архиепископ Казанский и Симбирский Амвросий II (Протасов) освятил новую Успенскую церковь. Возобновленный в память о покойном Иване Степановиче Жаркове придел преподобного Иоанна Дамаскина был освящен двумя годами ранее, 4 декабря 1820 года.

Интересные сведения о последствиях разбушевавшейся в 1815 году стихии мы находим в посвященной Успенскому собору главе из «Исторического описания церквей города Казани протоиерея Евфимия Малова», опубликованного в 1884 году: «…От пожара 1815 года были спасены некоторые иконы: Иверской Божией Матери, Образ Успения Божией Матери четвертной, Образ Казанской Божией Матери и др. Спасены также 3 Евангелия, сосуды с прибором, кадило серебряное большое, крест ветхий с мощами, обложенный серебром, несколько вещей из ризницы. После пожара собрано было горелого серебра 1 пуд 5 фунтов. На построение Успенского собора, кроме средств М.М. Жарковой и П.М. Крашенинниковой, после пожара 1815 года выдано было пособие из 100 000 руб. суммы, пожертвованной государем императором в пользу погоревших мест и лиц духовного ведомства, 1588 руб. 85 коп., а 1000 руб. даны были взаимообразно. Кроме того, из комиссии выданы были два потира со всеми приборами серебряные, напрестольный крест серебряный, Евангелие 1785 года и несколько риз».

И в последующие годы сестры Мария и Прасковья не обходили Успенский храм своим вниманием — по существу все относительное благополучие одного из самых нищих казанских приходов держалось исключительно на них. По смерти М.М. Жарковой Прасковья Крашенинникова построила на свои средства дом причта, а прямо на церковной ограде выстроила небольшой двухэтажный домик в четыре окна для себя — «с тем, чтобы после ее смерти этот дом служил средством обеспечения для духовенства же за поминовение ее и ее сродников». Этот дом хорошо виден на снимке, сделанном Георгием Фроловым в 1977 году в последние дни существования Успенского собора с крыши его северного портика.

Бывший жилой дом П.М. Крашенинниковой (у автобуса). Фото сделано на территории АТП-1 с крыши северного портика Успенского собора в 1977 году. Из архива Георгия Фролова

Вскоре после кончины Прасковьи Матвеевны 14 августа 1848 года оба ее дома основательно погорели в очередном пожаре (который частично затронул и храм), но очень скоро были восстановлены для приходского духовенства на средства новых благотворителей, которых читатель тоже хорошо знает — купца первой гильдии Василия Никитича Никитина и супруги его Дарьи Ивановны (в девичестве Жарковой). В 1854 году на средства четы Никитиных Успенский собор был вновь капитально отремонтирован: подновлена колоннада, сменена кровля, подчищена и подправлена стенопись. Тогда же в храме был устроен вызолоченный деревянный иконостас, за который В.Н. Никитин (занимавший должность церковного старосты) заплатил мастерам-краснодеревщикам 700 рублей собственных средств, прибавив сюда же 300 рублей церковных денег. По свидетельствам современников, иконостас, выполненный «…в стиле рококо хорошего живописного искусства под лепную работу», поражал своею красотой.

Успенский собор. Фото В.С. Порфирьева. 1971 г.

В 1859 году Успенский собор вновь сильно обгорел снаружи, и после очередной перестройки на средства все того же В.Н. Никитина он к 1863-му году приобрел тот вид, который мы с вами уже запомнили по нескольким дореволюционным фотографиям. Отдельно стоявшую колокольню тогда разобрали, заменив ее встроенной в основной объем храма. Вскоре по рисунку, утвержденному архиепископом Казанским и Свияжским Антонием II (Амфитеатровым), был еще раз подновлен иконостас. План и фасад церкви составил архитектор Федор Соколовский. Теперь собор получил три престола: главный, как и прежде — Успения Пресвятой Богородицы, приделы в трапезной части — Сретения Господня и преподобного Иоанна Дамаскина.

После внезапной кончины Василия Никитича Никитина (1880 год) новым церковным старостой был назначен проживавший в Успенском приходе казанский купец Николай Федорович Овчинников, а приходским священником в 1882 году стал выпускник Казанской духовной семинарии Михаил Иосифович Акрамовский. А двумя годами позже вышло в свет «Историческое описание церквей города Казани протоиерея Евфимия Малова», в котором Успенскому собору посвящена целая статья. Помимо краткой исторической справки, в этой статье приведены подробные данные, характеризующие положение дел в церковном хозяйстве по состоянию на 1884 год. Думаю, для полноты картины небезынтересно будет их привести:

«…Иконы в иконостасе остались частью прежние, а частью вновь написаны. Из икон трапезы можно указать на икону Божией Матери Страстная, икону Нерукотворенного образа малого размера с надписью на серебряном окладе: «Иждивением казанского купца Ивана Жаркова. Написан 1799 г.». В приделе преподобного Иоанна Дамаскина в числе других икон в киоте икона св. Иннокентия Иркутского, поставленная в церкви сибирскими купцами, чайными торговцами, которые в прежние времена имели свои склады на ограде Успенского собора; перед сею иконою сибиряки служили молебны. Из икон холодной церкви обращает внимание чудотворная икона Печерской Божией Матери, оклад на ней серебряный вызолоченный, устроен в 1822 году, а наголовник жемчужный с разными камнями, венцы на Божией Матери и Спасителе стразовые; эта икона поступила в Успенский собор из церкви Печерской Божией Матери.

При церкви, на лицевой стороне ограды, имеется каменная часовня, возобновленная после пожара 1859 года на церковную сумму. При часовне две квартиры — для псаломщика и церковного сторожа. План и фасад Успенского собора с колокольнею имеются и хранятся в ризнице. План составлен архитектором Сокольским. План церковного погоста обозначен на церковном плане, хранящемся в церкви.

Земли сенокосной при Волге 15 десятин, из коих удобной только 7 десятин; земля находится во владении причта приходского. На сию землю план и межевая книга, составленные в 1795 году, имеются и хранятся в ризнице. Церковный дом каменный, двухэтажный, рядом с оградою, по лицевой стороне. В нем живут священнослужители».

У Святых врат Успенского собора. Фото А. Бренинга. 1926 г.

На рубеже XIX—ХХ столетий хозяйство безнадежно убыточного Успенского прихода продолжало поддерживаться в сносном состоянии благодаря пожертвованиям новых поколений казанских предпринимателей — купеческих семейств Ульяновых, Соболевых, Кутьиных, Свечниковых, и даже небезызвестных Щетинкиных, владельцев Казанского подворья, в советские годы приобретшего популярность как гостиница «Казань».

Дом Ивана Жаркова накануне сноса. Фото Георгия Фролова. 1985 г.

Начиная с шестидесятых годов позапрошлого века криминогенная обстановка в и без того неспокойной Мокрой слободе резко ухудшилась. После отмены крепостного права и прочих послаблений в законодательстве в город хлынули многотысячные потоки крестьян, и притом, заметьте, отнюдь не все из них нашли себя в новых обстоятельствах и стали, к примеру, купцами — нет, конечно: очень и очень многие оказались выброшенными на обочину жизни. Их-то и приютила видавшая виды Мокрая. Так волею судеб наш Успенский храм наряду с близлежащим Владимирским собором и Ильинской церковью оказались в самом эпицентре района официально разрешенного разврата, приобретшего недобрую славу благодаря локализованным здесь многочисленным явным и тайным притонам проституции и прочим увеселительным заведениям сомнительного качества, которые цвели тут буйным цветом начиная с 1880-х годов и вплоть до самой революции. В этой связи Успенский собор мелькает только в сводках криминальной хроники конца XIX — начала ХХ века да в многочисленных жалобах прихожан казанским властям на бесчинства, творимые «беспокойными обитателями Мокрой» буквально под храмовыми стенами, невзирая на законы и всякие прочие запретительные меры.

Северо-восточный угол территории храмового комплекса. Слева — склад жерновов М. Рама, на переднем плане — дом причта, за ним — домовладение И.С. Жаркова. Фото сделано с крыши портика Успенского собора в начале XX века. Из архива Евгения Давыдова

На этом завершается первый акт «зубчатой» истории Успенского храма Мокрой слободы и начинается второй, относящийся уже к советскому периоду, полный невосполнимых и горьких утрат, с трагическим финалом 16 августа 1978 года.

Продолжение следует
Алексей Клочков, Реальное время