Как удалось объединить в одном проекте специалистов по политической философии, истории русской философии и общественной мысли? Правда ли, что философ ни в чем не уверен? Почему магистры философии чаще преуспевают в рекламном бизнесе? Что такое "эффект семинара"? Об этом рассказал руководитель научной программы магистратуры "Русская философия: средства и способы производства смыслов", кандидат философских наук, доцент института гуманитарных наук Балтийского федерального университета имени И. Канта Андрей Тесля.
– Есть расхожий предрассудок, который во многом справедлив. Он гласит, что, мол, философ на самый обычный вопрос реагирует словами "На самом деле все гораздо сложнее". Действительно, для философа нет ничего, что было бы принципиально защищено от сомнения. Возьмем понятие "реальность". Любой человек понимает, что оно значит. Кроме философа. В точке, где другие финишируют, у него работа только начинается. Она востребована там, где мы пытаемся свести свои представления – о себе, мире, обществе – в некую целостную рациональную систему. Дать себе отчет в том, что мы мыслим, когда думаем, что мыслим.
– Расскажите о новой магистерской программе "Русская философия: средства и способы производства смыслов". Как она появилась в университете?
– Ну, во-первых, это гораздо более протяженная во времени работа, притом коллективная. Собственно, именно потому, что история русской философии давно занимала заслуженное место в исследованиях и публичных проектах, инициированных в Балтийском федеральном университете им. И. Канта, я и оказался теперь его сотрудником.
Русская философия XIX – XX веков интересна уже хотя бы потому, что это одна из важнейших составных частей нашей интеллектуальной истории. Сам по себе — это увлекательный предмет исследований, здесь и разнообразные философские школы и направления, и сложное переплетение с другими сферами истории русской общественной мысли, культуры.
Когда мы в спорах говорим о "западниках" и "славянофилах", рассуждаем о "либералах" и "консерваторах", то пользуемся понятиями, которые были выработаны в русской мысли и многократно изменяли свое содержание. История русской философии дает и примеры концепций, получивших универсальное распространение. Так, достаточно вспомнить об анархизме, история которого немыслима без Бакунина и Кропоткина.
Обновленная магистерская программа подготовлена нами вместе с коллегами из МГУ, Высшей школы экономики, Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета. Она объединяет в концептуальное целое ведущие современные подходы в области истории философской и общественной мысли.
– А как подбирались преподаватели, которые ведут эту программу?
– Критерий очень прост. Каждый специалист высочайшего уровня ведет свой авторский курс. Мы уверены в успехе, поскольку эти исследователи уже и сами успели войти в историю русской мысли. Нам удалось привлечь лучших специалистов по темам, с которыми они вступают в проект.
Замечательный знаток не только русской философии, но и культуры и искусства Алексей Козырев читает курс "Я и другой в русской мысли". Историк русской философии и политолог Борис Межуев рассказывает о философии Владимира Соловьева – предмете его плодотворных трудов на протяжении вот уже более двух десятилетий.
Один из первооткрывателей истории знаменитого сборника "Вехи" 1909 года, издатель и редактор легендарного ежегодника "Исследования по истории по русской мысли" Модест Колеров читает курс по историографии русской философии. Владас Повилайтис, основатель образовательного проекта PhilosoFAQ, специалист по философии истории русской эмиграции, преподает политэкономию русского философского зарубежья и спецкурс по истории евразийства.
Созданный Владасом интернет-проект PhilosoFAQ, в числе прочего, включает и серию из более чем 120 разговоров с ныне живущими выдающимися историками русской мысли. Видеоролики, отснятые в России и за рубежом, сами по себе являются драгоценным документальным материалом.
– Судя по вашим словам, образование онлайн вполне уживается в БФУ с традиционной лекцией профессора. Нет опасения, что оно вытеснит со временем доску и мел?
– Но ведь мы отлично знаем, что в образовании главное не лекции, при всем уважении к ним, а семинары, где осуществляется основная совместная работа студента и наставника. Можно в принципе даже представить себе университет без лекций, которые заменил интернет. Но семинар не заменить.
Или возьмем подготовку и защиту диссертации, когда возникает отчасти тот же " эффект семинара". В центре обсуждения находится представляемая соискателем (магистрантом) письменная работа. Некий законченный текст, предварительно апробированный на конференциях, коллоквиумах, в многократном обсуждении с научным руководителем.
Эта процедура, как видим, позволяет и наставникам и учащимся работать сразу на нескольких уровнях: и с текстом, и в живой коммуникации. В конце концов ученичество — это всегда обучение у кого-то, кто становится твоим наставником. У него ты перенимаешь не только и не столько то, что можно записать и пересказать, а неявное знание. Оно проступает, например, через тембр голоса – ведь совершенно различно мы читаем книгу автора, о котором ничего не знаем, или знакомого нам, интонацию которого можем услышать в тексте.
Все это очень важно для понимания сути университета, по отношению к которой любые современные технологии это лишь инструменты, которые могут служить как разрушению, так и развитию.
– В аннотации к программе говорится, что она ориентирована на формирование "национального ядра исследовательской команды в области изучения русской философии". Означает ли это, что профессиональные интересы дипломированных магистров ограничиваются философской тематикой?
- Программа предусматривает, что ее выпускники могут быть как участниками, так и организаторами проектов, междисциплинарных групп в широчайшем поле фундаментальных либо прикладных исследований социокультурной проблематики. С другой стороны, магистратура — это всегда заточка под конкретное направление. Если бакалавриат предполагает общую подготовку, базовое образование, то функция магистратуры – специализация. Попросту говоря, вы не можете быть специалистом во всем, просто "философом" или "историком". Поэтому магистратура завершается самостоятельным делом. Научным проектом пусть молодых, но исследователей.
– Что, кстати, отличает их в ряду специалистов из других сфер?
– Философское образование учит смотреть на вещи с разных углов. Оно, по сути, ставит магистранту взгляд. Поэтому такие выпускники успешны в рекламе или журналистике. Хотя внешне это занятия весьма далекие от философии. Зато они предполагают умение учитывать оптику разных аудиторий, понимать, как устроен чужой взгляд. Занимаясь философией, вы постоянно меняете оптику, ставите под сомнение, проверяя, исходные положения. То есть учитесь смотреть на мир сложно.
– Отмечаете ли вы разрыв между отцами и детьми? Под какой образ молодого человека составлялся новый курс?
– С самого начала мы адресовали его тем, кому интересно, как устроено производство знания. Если угодно, русская философия — не более чем материал, позволяющий магистранту продвинуться в поиске ответа на этот вопрос. Наша задача, прививая вкус к интеллектуальной сложности, дать ему средства и способы производства новых смыслов.
– Пишут, что каждые два-три года сумма человеческих знаний удваивается. Не пора ли снизить темпы их производства?
– Эти или похожие слова звучали и в прошлом, и в позапрошлом столетиях. В стремлении человечества к новому нет ничего нового, ибо наука, возникшая в XVII веке, собственно, и есть его поиск. Вопросы прагматики для нее второстепенны: ученый исследует, потому что стремится понять. Хотя для того, чтобы получить средства на исследования, он будет принужден живописать их практическую значимость. Но это уже внешнее — ответ на вопрос для посторонних, зачем все это нужно. Сама же по себе наука была и остается в своем истоке непрагматической деятельностью.