Политолог Михаил Ильин: "Русская мысль - это богатое наследие, которое позволит нам делать вещи, от которых захватит дух"
БФУ им.И.Канта посетил профессор НИУ ВШЭ Михаил Ильин. В интервью он рассказал о том, почему результат научной работы должен напоминать хорошее вино, для чего следует изучать историю русской мысли и чем может стать для современного мира Балто-Черноморье.
— Михаил Васильевич, не так давно в БФУ им.И.Канта был создан Центр исследований русской мысли? Насколько актуально сейчас это направление научной работы?
Если честно, я не очень люблю слово «актуальность». В советское время - да и сейчас еще порой - научные работы принято было начинать с доказывания актуальности темы. Своим аспирантам я даже запрещаю думать об актуальности. Можно говорить об оригинальности, нетривиальности темы, а об актуальности - нельзя, потому что это всё равно, что расписываться в том, что тема никуда не годится, что она конъюнктурна и поверхностна.
Что значит «актуально» ? Это значит, что это важно только здесь и сейчас. Что это мгновенно заблестит и увлечет, но забудется очень скоро. Научный результат не должен блестеть здесь и сейчас. Научный результат не должен прокиснуть, как недобродившее молодое вино. Он должен, как выдержанное вино, становиться с годами всё лучше и лучше.…Знаете, есть очень хорошее английское понятие- buzzword. Я перевожу это слово как «жужжалка». Это когда берется какой-нибудь термин и забалтывается. Я в свое время, еще в 90-е годы, очень много занимался глобализацией.
И в 2001 или в 2002 -м году я прочитал статью коллеги из Голландии Яна Схольте (Шольте) - Globalisation as a buzzword. «Глобализация как жужжалка». Саму концепцию глобализации в общих чертах предложил Роланд Роберстсон на рубеже 80 - 90 годов прошлого века. Чуть позже Малькольм Уотерс сформулировал основные параметры глобализации. Но за десять лет в мировой науке, а также в публицистике, общественных дискуссиях и так далее, этот новенький термин полностью лишился всякого значения.
И те, кто его произносил, не помнили о Робертсоне и не читали Уотерса, а думали лишь о сегодняшнем моменте. Для них глобализация была чем-то происходящим здесь и сейчас И вот Схольте в своей статье показал, что поток высокорейтинговых публикаций стал уничтожением и растворением смыслов, созданных Робертсоном, Уотерсом и их предшественниками. Не все так плохо в науке. В 2008 году вышла книга под редакцией Джоржа Модельского, Уильяма Томпсона и Толесано Девезаса «Глобализация как эволюционный процесс». И с её помощью кризис был в известной мере преодолен. Авторы обратили внимание, что еще до Рождества Христова цивилизации Старого Света образовали на карте Евразии что-то вроде ожерелья или бус. К восьмому веку нашей эры у каждой цивилизации появились ответвления, получились, скажем так, бусы с гроздями. Плотность цивилизаций выросла очень сильно, но взаимодействовать каждая из них могла только с соседями. И потому дальнейшее развитие было под очень большим вопросом.
И знаете кто совершил прорыв? Вы удивитесь, но это был Чингисхан. Он создал огромную империю, которая протянулась через весь континент, соединив китайскую цивилизацию с Европой. Потом в силу целого ряда обстоятельств, главным из которых являлась эпидемия чумы, империя Чингисхана распалась, и связь между цивилизациями прервалась. Следующая попытка - уже удачная - произошла с началом Великих географических открытий, когда Васко да Гамма обогнул Африку и достиг Индии. Примечательно, что Китай династии Мин примерно в это же время (даже несколько раньше) тоже предпринимал дальние морские экспедиции. Китайцы дошли до Африки, есть версия, что даже до Америки.
Теоретически китайский флот должен был встретиться с португальским флотом, но этого не произошло, потому что китайцы вдруг резко охладели к таким путешествиям. А европейцы их продолжили. Альтернатив развития было много. Какие-то из них реализовались, какие-то -нет. И если мы хотим понять глобализацию, то нужно найти её истоки, проследить становление и динамику, а не сводить её к чему-то мишурному и сиюминутному.
Глобализация началась не вчера, это процесс который длится не одно столетие.
…Это долгое вступление я произнес для того, чтобы объяснить, что русская мысль - это тоже не сиюминутная вещь, это плодородный слой, на котором все растет. Наш образ мысли, наши привычки, наш язык - всё из этой почвы. У нас есть богатое наследие, которое позволит нам делать вещи, от которых дух захватит. Главное, суметь изучить это наследие, осмыслить его. Уверен, что руководитель Центра исследований русской мысли - Андрей Тесля - это очень хорошо понимает. Если мы хотим, чтобы у нас было высококачественное образование, если мы хотим, чтобы у нас было грамотное администрирование, если мы хотим, чтобы у нас, в конце концов, наладился быт, мы должны четко знать, на что можно опираться, а что является наносным.
— Вы очень интересно рассказали про глобализацию. Каковы перспективы этого процесса?
Глобализация - это достаточно противоречивое явление, имеющее массу разного рода дисфункций. Мы знаем, что многие современные кризисы возникли потому, что какая-то сторона модернизации - и очень прогрессивная сторона - доводилась до совершенно непропорциональных масштабов. И в итоге вместо того, чтобы приносить благо, модернизация начинала приносить вред.
Вот взять, к примеру, формирование наций в XIX веке, утверждение идеи равенства. Казалось бы, что в ней плохого?
У вас возникает массовое общество. Это же классно! Раньше крестьянин, монах и рыцарь жили в разных мирах. Потом возникает одно гомогенное национально общество. Но Ортега-и-Гассет ужасается этому и пишет свою знаменитую книгу «Восстание масс», в которой говорится о культурном кризисе Европы. Обретения оказались упрощены и выхолощены, а потери болезненны и порой невосполнимы.
— Можно ли предугадывать и нейтрализовать дисфункции?
Разумеется! А зачем еще нужны университеты?! Зачем существуют исследователи? Вот они и должны объяснить, откуда что берется, и предупреждать общество о возможных опасностях.
— В БФУ им.И.Канта сейчас довольно активно проводятся геополитические исследования. Какие направления работы вы считаете наиболее перспективными?
Основная проблема, на мой взгляд, заключается в том, что геополитики очень часто уступали политикам, у которых возникало желание использовать сырые наработки в каких-то идеологических целях.
Ну представьте: физику приходит в голову интересная, оригинальная идея, он начинает опыты, но их надо продолжать, по самым скромном подсчетам, еще два-три десятилетия. А его просят: ты нам сейчас объясни и покажи. И тогда он берёт и показывает опыт, который оказывается удачным. Зрители довольны, теперь у них есть волшебный ключик! Физик говорит, что надо работать, что это всего лишь один опыт. Но его уже никто не слушает.
Что касается БФУ им.И.Канта, то здесь занимаются вполне конкретными геополитическими исследованиями, учитывая особое географическое - и геополитическое - положение области. Правда, пока я не вижу объединяющей идеи, программы, но мне кажется, что руководство вуза с этой проблемой разбирается. Такая задача ставится. Предстоит большая и долгая - не год и не два - работа. И думаю, что она приведет к очень неплохим результатам.
— В 2010 году в издательстве нашего университета вышла книга «Балто-Черноморье: времена и пространства политики», которую вы написали вместе с Еленой Мелешкиной. В этой работе развивались идеи Вадима Цымбурского об уникальном геополитическом пространстве, сложившемся на окраинах Киевской Руси. Как будет развиваться Балто-Черноморье? Какова его роль в современном мире?
Как будет, никто не скажет. Жесткой детерминации здесь быть не может. Даже геологические процессы могут пойти так, а могут - иначе. Сценариев с участием Балто-Черноморья на самом деле - масса. Мне представляется наиболее желательным, но отнюдь не самым вероятным тот, в котором это пространство сыграет ту же роль, какую сыграл так называемый «пояс городов» в Западной Европе.
Напомню, что это территория между романским и германским «крыльями» Европы. На неё в течение многих веков давили разные крупные державы, пытались подчинить. Но в итоге возник пояс небольших городов, в которых стало развиваться самоуправление, произошел рост экономики, возникли современные институты и практики. В известном смысле эти земли стали источником европейских новаций, модернизации и прочих очень полезных вещей. Европа стала жить по правилам, которые были не продиктованы Парижем, Берлином, Лондоном или Мадридом, а подсказаны и показаны малышами типа Амстердама, Льежа, Брюгге, Страсбурга, Бонна, Женевы, Цюриха, Милана и Венеции.
И сейчас Балто-Черноморье тоже может стать транслятором новых практик, которых нет в Европе, и нет в России. По сути, сейчас польским, венгерским, украинским, литовским интеллектуалам брошен вызов. Но пока им предложить особо нечего. Во всяком случае я не вижу.
Возможно, здесь свое слово может сказать БФУ им.И.Канта, если местные исследователи сконцентрируется на концепции Балто-Черноморья. Это же наше историческое место. Мы тоже из Балто-Черноморья. Будем дерзкими и смелыми, будем увлекать наших коллег. Тогда сразу появится больше горизонтов для осмысления. И те теоретические построения, которые делает ваш покорный слуга, насытятся конкретикой.
— И последний, во многом дежурный вопрос: как будет строиться ваше сотрудничество с БФУ? Какие у вас планы?
Хочу продолжать участвовать в процессе создании геополитической рабочей группы. Это первое. Второе или, может, даже уже и первое - хочу переписать свою книжку про Балто-Черноморье. Прошло почти десять лет, появились новые данные, родились новые мысли. Также на передний план выдвигается социальная семиотика. В прошлом году мы проводили здесь конференцию с участием Гюнтера Кресса. К сожалению, он совсем недавно скончался. Это очень большая потеря. Однако в октябре БФУ посетит человек, который вместе с Крессом создал концепцию социальной семиотики - Боб Ходж из Австралии. Надеюсь, я приеду вместе с ним.
Ну помимо всего прочего, я очень хочу сотрудничать с Андреем Теслей и Центром русской мысли. Я бы предложил компаративистский взгляд, чтобы, что называется, на контрасте сравнивать процессы, происходящие в России, с аналогичными процессами, протекавшими в других странах. Мне кажется, это может быть любопытно и полезно. Пусть это не будет блестеть, но горизонты нашего понимания самих себя и мира вокруг раздвинет.
