Магистрант Института физики Рустам Абдрахманов работает в отделении радионуклидной терапии, открывшемся 18 июля 2014 года в Казани в Центре ядерной медицины. Это шестое отделение по всей России, в котором проходят лечение больные дифференцированным раком щитовидной железы и диффузно-токсическим зобом, и первое по Приволжскому федеральному округу. Поэтому быть в числе первых сотрудников не только почетно, это еще и невероятно ответственно.
Как выпускника бакалавриата приняли на работу на сложный с инженерной и технологической точки зрения объект, Рустам рассказал журналисту пресс-центра. И это был настолько честный и искренний рассказ, что мы оставили его практически без изменений.
Понедельник
Некоторые люди разбрасываются фразой: "Начну жизнь с понедельника", совсем не подозревая о том, что для кого-то значение этой фразы становится буквальным. Именно в этот день начинается прием больных в отделение радионуклидной терапии Центра ядерной медицины, где я вот уже полгода работаю инженером. Каждый понедельник новые пациенты переступают порог Центра, где радиоизотопом – йодом-131 лечат дифференцированный рак щитовидной железы и диффузно-токсический зоб. Переступают они его с надеждой на выздоровление.
Этот понедельник не стал исключением. И в отделение пришли новые больные. Как обычно, большинство – женщины. Видимо, болезни щитовидки поражают их чаще. К тому же болезнь не знает возраста: у нас лежали 19-, 27-, 37-, 46-, 55-, 62-летние со всей республики.
Со слабым полом и в обычной жизни следует держать ухо востро, а тут тем более – истерики и слезы в отделении не нужны.
Первое время, когда только начал работать, я подробно рассказывал пациентам, что делаю, какова назначенная врачом доза. И если меня спрашивали: «А с такой дозой меня выпишут?», я по неведению отвечал: «Да, у вас меньше нормы. Наверное, выпишут». А потом, столкнувшись с тем, что одну женщину оставили, и она начала плакать и говорить, что у нее все хорошо, а ее почему-то задержали тут еще на пару дней, я стал отвечать остальным: «Все вопросы - врачу». Действительно, как я могу знать – выпишут пациента или нет, даже если они уже не «фонят»...
Начинается трудовая неделя с проверки работоспособности системы.
Вообще Центр спроектирован и построен очень продуманно – все на своем месте. А как иначе – ведь использование радиоактивных препаратов для диагностики и лечения требует очень жесткого контроля и выполнения специальных требований. На самом деле невозможно сделать по-другому — это просто не будет работать.
Центр состоит из двух этажей и подвала. В цокольном помещении установлены три 50-тонные емкости с жидкими радиоактивными отходами. В этих емкостях они и содержатся до полного распада. И лишь когда они становятся неопасными, их утилизируют в городскую канализацию.
На 1-м этаже расположен бокс фасовки - комплекс оборудования радиологического отделения (КОБРО), или иначе говоря "горячая камера". Здесь происходят автоматизированная фасовка и выдача радиофармпрепаратов пациентам. Рядом - процедурная для введения лекарств.
На 2-м этаже расположены палаты, в которые пациенты заходят после процедуры и лежат до тех пор, пока станут неопасными для окружающих. На замок их, конечно, не "запирают" - в экстренной ситуации дверь в палату всегда можно открыть - но из палаты выходить не разрешается.
В каждой палате имеется 1-2 кровати, телевизор, телефон, тамбур, отдельный санузел. А в двухместной палате между пациентами установлена свинцовая ширма, чтобы исключить нежелательное облучение друг друга.
В каждой палате установлена камера, которая выведена в кабинет дежурной медсестры. Она следит по мониторам за состоянием больных, и в случае необходимости заходит к ним в палату или консультирует по телефону.
В общем, условия, как в Европе. Однако задерживаться здесь дольше положенного не хочется никому.
В понедельник главное дело дня – фасовка йода. Где-то в половине одиннадцатого я спускаюсь в КОБРО. Врач для каждого пациента назначает свою дозу, в зависимости от заболевания. Одному 500 мегабеккерель назначено, другому- 250. А привезенный йод расфасован до 2-3 гигабеккереля ( единица измерения активности радиоактивного источника в Международной системе единиц- прим.авт.). Вот мы с врачом и должны его разделить на дозу, с заданной объемной активностью.
Забиваю нужные данные в программу и с помощью манипуляторов начинаю работать. Вообще все работы в "горячей камере" осуществляются автоматически или с помощью дистанционных манипуляторов. Щупальцами берем флаконы, набираем жидкость столько, сколько нам надо, замеряем в дозкалибраторе (р адиометр, предназначенный для измерения активности гамма-излучающих радионуклидов, входящих в состав радиофармпрепаратов ). Кроме того, в "горячей камере" имеется система загрузки, которая позволяет поместить флаконы в экранированный контейнер и извлечь их, не открывая дверцу камеры.
Управляя щупальцами в камере с радиоактивным йодом, сам я надежно укрыт от проникающих излучений за свинцовой преградой. (т олщина стенок 50 мм, днище и потолок 30 мм, из свинцовых кирпичей )
Приготовив 1-2 флакона, по телефону приглашаем пациентов вниз в процедурную.
Медсестра, уточнив, что у нас все готово, по очереди заводит их к нам в кабинет. Кто-то заходит решительно, кто-то осторожно, с опаской. Помню, лежал один мужчина из Казани. Так он, зайдя, пошутил: «Ну, где тут крепкие напитки разливают?».
Пациенты получают радиойод, выпивая его в виде водного раствора, не имеющего никаких свойств - ни вкуса, ни цвета, ни запаха.
Через полтора часа – ближе к часу дня – все процедуры бывают закончены, и больные расходятся к себе в палаты. Но мне сегодня покоя не давала одна пациентка. Я обратил на нее внимание в процедурной – слишком молода она для этого кабинета. А когда девушка посмотрела на меня, я удивился ее глазам: сиреневые с длинными пушистыми ресницами.
Думая о ней, я отправился проводить дозиметрический контроль помещений и рабочих мест – замеры попросту говоря. Результаты я ежедневно записываю в журнал ежедневных наблюдений. Закончив с одним журналом, я взялся заполнять журнал пациентов. На одной из карточек я прочитал: «Карина Хабибулина, 19 лет, Бавлинский район».
«А, эта та самая красивая девушка с длинными ресницами и необычного цвета сиреневыми глазами, - понял я и стать искать глазами ее диагноз: «Рак». Получается, что Карина, уже перенесла операцию по удалению части щитовидной железы и пришла к нам, чтобы окончательно добить вредные клетки. И это несмотря на ее юный возраст. Страшно, ведь получается, никто от этого не застрахован…
Такими грустными мыслями и закончился первый рабочий день этой недели.
Вторник
С утра, как и положено, решил проверить вакуумные системы, которые находятся в подвале в активной зоне. Не скажу, что мой путь вниз доставил мне удовольствие: тащить на себе 18 килограмм защитного халата и около килограмма шапочки не покажется легким даже сумоисту. Но защита превыше всего! По технике безопасности обычно я хожу на работе в маске. Но если мне понадобится зайти в коридор для пациентов либо в КОБРО - в активную зону - тогда только в защитной одежде.
И вот с утра во вторник в тяжелом халате я спускаюсь по ступенькам в подвал.
Вообще канализация работает автоматически. На втором этаже расположен инженерный блок, куда стекается вся информация о работе системы. Он напоминает Центр управления полетами: столько в нем мониторов и кнопок. Но лично убедиться, что все в порядке, все же не помешает. Поэтому я и совершаю ежедневный обход владений.
Поднявшись из подвала и зайдя к себе в кабинет, я услышал, как из коридора раздалось знакомое громыханье: это, как обычно в 8 утра, медсестра повезла завтрак. Аппетитно запахло овсяной кашей и чаем. Я мысленно представил, как медсестра Лена (сегодня дежурит она) аккуратно расставила одноразовые тарелочки с кашей на катающемся столике, прокатила его по коридору, заехала в санпропускник, надела на себя свинцовый халат и, уже защищенная, стала завозить завтрак к пациентам. Быстро открывая дверь к ним в палату и ставя тарелочки на их столик, стоящий у двери, она наверняка улыбнулась каждому (хоть это и трудно заметить, потому что она в маске), кто выглянул ей навстречу, и пожелала приятного аппетита.
А у меня по плану дальше отправляться на измерение фона в коридоре и у "активных" палат. Все замеры нужно делать быстро. Ведь лучшая защита от радиации – это время и расстояние.
Проведя измерения и занеся их в журнал наблюдений, обнаружил выданную системой ошибку программы – она показала мне, что душ в одной из палат заблокирован. В каждой палате он, как и кран, включается простым нажатием кнопки. И вода течет три минуты. За это время нужно успеть помыться или нажимать на кнопочку еще раз. Это сделано для того, чтобы экономить воду и снизить количество контактируемых материалов с пациентами. Но если количество раз пользования душем превышено, душ блокируется. Видимо, и сегодня кто-то пользовался водой гораздо больше нормы. Придется вручную снимать блокировку и предупредить медсестру, чтобы поговорила с пациентами.
Вроде бы на сегодня все. Осталось полчаса до окончания рабочего времени, и я не удержался и открыл на планшете скачанную вчера книгу «Живи легко» Эндю Мэтьюза. В анонсе к книге говорится, что произведение австралийского психолога, художника, писателя – лучшее лекарство от стресса, депрессии, да и просто плохого настроения. Ну что ж проверим.
Так за чтением и завершился второй рабочий день. Такое случается редко, так что тсссс.
Среда
Как обычно, проверка системной работы. Сброс ошибок. Подвал. Только я поднялся к себе в кабинет, чтобы выпить стакан воды, как дверь открылась и на пороге возникла Татьяна Сергеевна – старшая медсестра: «Рустам, ты свободен? Пойдем мусор мерить?»
По средам мы проверяем фон у отходов, оставленных пациентами. Тут пакеты с одноразовой посудой, зубные щетки, шампуни, тапочки, халаты, нижнее белье, книги, 20-литровые пустые баллоны воды (в каждой палате стоит кулер – пациентам необходимо много пить).
Мусор сначала складируется в подвале, лежит одну-две недели, терпеливо ждет меня с дозиметром. Раньше смысла нет приходить – все равно будет зашкаливать. Я обратил внимание, что самые опасные - маленькие пакетики с посудой, туалетной бумагой.
Первые несколько дней работы я заучивал наизусть расстояние, на которое нужно подносить дозиметр: для мусора – необходимо 10 сантиметров (и должно быть меньше 1 микрозиверта). Если высвечивается больше единицы, оставляю еще на неделю – пусть полежит, подумает о своем поведении. Ишь какой – на свободу с грязным фоном захотел. Нет уж, дружок, остынь.
Сегодня – все в норме.
- Эти созрели, - указал я санитару на пакеты, которые можно выносить.
Дальше на замер санпропускника - ведь медсестры довольно часто заходят-выходят в активную зону. А я, как и другой медперсонал, не имею контакта с пациентами – у нас нет такой необходимости. Мы даже ходим с ними разными коридорами: есть коридор для пациентов, а есть - для медперсонала.
Все выполнив, я подвел итог дня: плечи уже перестало тянуть – видимо, привыкли к грузу.
Четверг
Утренние ежедневные хлопоты затянулись до обеда. И только после часа я начал проводить замеры пациентов. Всем им уже назначено точное время проведения подобной диагностики, так что пора и мне поторопиться. Иду на встречу с ними в активную зону в кабинет радиометрических замеров. Приготовил дозиметр для измерения накоплений в щитовидной железе.
Вообще я сталкиваюсь с пациентами только пред выпиской – когда измеряю их мощность дозы. Поэтому приятно, когда к тебе в кабинет заходит человек в хорошем настроении, шутит, смеется. Но даже такие становятся серьезными, когда разговор заходит о здоровье. А как иначе! Ведь это самое важное в жизни.
Хотите, чтобы описал свой кабинет? 10 квадратных метров, стул, стол с компьютером и телефоном, кушетка, свинцовое мусорное ведро с крышкой. Позвонил медсестре, попросил приводить на замер. По правилам, пациенты приходят ко мне, обязательно приняв душ и в однодневной одежде, чтобы уменьшить фон излучения.
Первой зашла Карина. Ее красоту не портила даже одноразовая одежда, которую ей выдали для визита ко мне. А из-за маски я видел только ее сиреневые глаза. Она села на кушетку и стала, как ребенок, махать ногами. Это было так мило, и синие бахилы поверх тапочек так забавно шуршали, что я, видимо, дольше приличного, за ними наблюдал. Она, перехватив мой взгляд, тут же остановилась и поставила ноги на пол. Она молча дала себя измерить и даже не поинтересовалась, сколько у нее осталось.
Я сам ответил на ее незаданный вопрос.
- -1 микрозиверт. Все в норме.
Через полчаса все пациенты отделения радионуклидной терапии, уже знающие свой фон, вернулись обратно в свои палаты. Кого-то завтра выпишут, а кто-то останется до понедельника. Как мне объяснял врач отделения, в пятницу выписывают тех, у кого рак, потому что полученная ими доза йода меньше, а значит и выводится из организма он быстрее.
-К тому же у них щитовидка удалена, и йод накапливается в других органах ( йод слабо поглощают слюнные и слезные железы, однако их способность к концентрации йода очень невелика ), из которых выходит быстрее.
Очень хорошо, что в четверг на замер приглашают всех, а не только с «плохим» диагнозом. Ни к чему тут лишние расспросы и неприятные темы. А так – все равны и лишнего интереса нет.
Закрывая кабинет, я опять вспомнил Карину. «Надеюсь, завтра ее выпишут, у нее все будет хорошо, и она выздоровеет», - подумал я.
Пятница
День, посвященный проверке работоспособности КОБРО. Вчера вечером я полтора часа занимался в спортзале. Да, видимо, переборщил – сегодня вес халата ощущался как никогда. Но традиционно день начинаю с подвала. 45 ступенек вниз – там все в норме. Теперь можно и к КОБРО.
Сегодня подумал, насколько все продумано в этом аппарате. Даже на случай выключения электричества есть запасной генератор, постоянно работающие шлюзы, задняя и боковая дверцы, всегда находятсяь плотно прижатыми к стенкам и не дают никаких шансов опасным веществам.
Вопросы к КОБРО возникают еще в понедельник, когда врачи начинают работу. Но что-то подтянуть и проверить мы можем только в пятницу, когда активность радиоизотопов уменьшается, и мы можем открыть дверцу и посмотреть все изнутри. Сегодня проверил щупальца. В этот понедельник я заметил при расфасовке, что они как-то туго ходили. Снял, смазал – стали, как новенькие.
Только закончил с КОБРО, зашёл врач-радиолог.
- Надо одну пациентку раньше померить.
- А почему так срочно?
- На выписку готовим. Ей надо на похороны успеть – муж ночью умер. Дочь старшая нам позвонила, рассказала о горе.
Женщину вместе со всеми положили в понедельник с диагнозом «диффузный зоб». А днем раньше ее мужа с инфарктом увезли в реанимацию. Дочери убедили лечь к нам, сказав, что неделю от отца отходить не будут и без внимания не оставят. И вот сегодня ночью его не стало.
Я переоделся и пошел в кабинет радиометрии. По телефону пригласил в кабинет Петрову. Через полчаса она зашла в кабинет.
- Здравствуйте, - бодрым голосом поздоровалась она. Ни врач, ни медсестра не рассказали ей о смерти, чтобы не вызывать стресс. – Меня почему сегодня вызвали на замер, а не в понедельник?
- Дочери ваши попросили, - ответил я заготовленную фразу.
- Конечно, им там тяжело и к отцу ездить, и за хозяйством следить, и детьми заниматься.
Я быстро измерил ее фон и назвал цифры.
- А это хорошо?
- Нормально. Для выписки подойдет.
- А как вы думаете, меня в реанимацию с таким фоном пустят?
Сердце у меня сжалось, но я постарался ничем не выдать себя.
- В реанимацию вообще никого не пускают. Но вы все же берегите себя, и сильно не волнуйтесь.
И она, в предвкушении скорой выписки, пошла к себе в палату, не зная, что ждет ее дома.
Вот так и проходят мои дни: каждый новый понедельник – новые пациенты – новые шансы, а значит и новые надежды. Их и мои.