Марат Юсупов. Наш человек на Рандеву

Недавно Почетным доктором Казанского университета стал профессор университета Страсбурга, директор научно-исследовательского центра Страсбургского университета Марат  Юсупов. Наш выпускник, наш соотечественник, а теперь и член Международного совета скоро возглавит Open Lab в КФУ. Его  научная карьера и достижения вызывают уважение, его опыт теперь послужит родной Alma mater в период ее становления как вуза мирового значения.

Но наше интервью с Маратом Миратовичем посвящено  совсем не научной карьере и планам, нам было интересно потолковать  с ученым в целом о жизни.

– Более 30 лет назад вы окончили Казанский университет. Каким был вуз в годы вашего студенчества, и что вы скажете о нем сейчас?

— Первый вопрос самый трудный, наверное. Очень трудно сравнивать… Страна изменилась, вуз совершенно изменился. Атмосфера уже другая и люди другие, поэтому сравнивать я даже не берусь. Если честно, нужно сравнивать конкретные вещи. Тридцать лет назад я был студентом и общался со студентами, а теперь я встречаюсь с представителями ректората. Это совсем другой мир, но мне нравится.

— Вспомните своих наставников. Кто оставил наиболее яркий след в вашей душе?

— Конечно, человек, в лаборатории которого я проработал четыре года! Это доктор биологических наук профессор Борис Иванович Барабанщиков. Он сейчас на пенсии, говорят, что живет в Москве. Именно Борис Иванович приоткрыл мне двери в науку. Еще назову заведующего кафедрой зоологии - российского зоолога и паразитолога профессора Владимира Львовича Вагина. Этих двух своих наставников я вспоминаю на протяжении всей жизни.

— Когда вы уехали работать за рубеж?

— Этот переезд связан был с проектом, мы работали над ним с 1987 по 1995 годы. В последние годы я работал и жил так: полгода во Франции, полгода в России. А когда совсем исчезла возможность воплощать проект в России, мы переехали всей семьей в Америку.

— Что это был за проект, и что вы имеете в виду, говоря об исчезнувшей возможности воплощать проект в России?

— Я всю жизнь работаю над одной проблемой в структурной биологии –это проблема биосинтеза белка в клетке. Для продолжения работы в нашей области нужны были современные сенхротроны и рентгеновские пучки, разработанные специально для исслебований биологических макромолекул. Первыми такие приборы появились в Америке и позже в Европе.

– Как происходит адаптация наших ученых за границей? Поделитесь своими впечатлениями, воспоминаниями.

– По-разному происходит адаптация. Все зависит от того, чем намерен заниматься человек за рубежом. Если вы приехали отдыхать, то это одно дело, если работать, то это нечто другое. Безусловно, адаптация - это очень сложный процесс. В самом начале, естественно, сталкиваешься с языковыми, культурными проблемами. Оказываются, люди имеют разные мнения об одной и той же проблеме, но это и интересно. Наука и каждодневная работа помогли решить многие проблемы. В психологическом плане помогли первые научные результаты. Когда все получается, то адаптация происходит легче, если ничего не получается, тогда трудно…

– Довольно часто русские и татарские фамилии ученых встречаются в крупных университетах мира. Чем научный опыт и видение наших бывших соотечественников отличаются от опыта ученых других стран?

– Могу сказать, что сейчас русских и татарских фамилий за рубежом много не только в науке, но и во многих других сферах. Если говорить о науке, то ценна не та или иная национальная принадлежность, ценно партнерство и сотрудничество. В научной сфере общение происходит по-другому…

В Америке я жил в таком месте, где проживали три русские семьи. Один из соседей был профессором консерватории. Мы общались, помогали друг другу решать возникающие проблемы.

– На данный момент вы считаете себя человеком из России/Татарстана или человеком мира?

– Не могу отнести себя к определенному городу, каждая из обжитых мною точек на земном шаре чем-то близка. Если говорить о родственниках, то это, конечно, Татарстан. Родители живут в Лениногорске. В России, в различных ее уголках, у меня есть друзья. Близкие друзья появились и в Америке. Сын живет в Лондоне.

– Разговариваете ли вы на родном языке?

– Я не очень хорошо говорю по-татарски. В Сан-Франциско я общался по работе с женщиной, которая очень хорошо знала татарский язык. Ее татарский был очень хороший, мне бы хотелось достичь такого же уровня владения языком.

– Правда ли, что в какой-то период развития мировая наука пошла по одному направлению, а Россия - по другому, возможно, неправильному. Почему мы в каких-то сферах сильны, а в других, скорее, догоняем мировое сообщество?

– Я не считаю, что Россия пошла по неправильному пути. Российская наука развивается в одном общем международном научном мире. Есть два важных параметра для развития науки: финансы и преемственность. Просто в России, в определенный момент, произошел разрыв преемственности. Был период, в 1990-е, когда кто-то бросал науку, кто-то уезжал за границу, и получился некий провал между предыдущим и современным поколениями.

Необходимо относиться к науке как к общекультурной ценности, надо как можно активнее общаться со всем миром. Если такого общения нет, то это приведет к упадку науки. Если в Республике Татарстан, в России будут стремиться стать частью мировой науки, то ни о какой отсталости не будет и речи. Нельзя преследовать только национальные идеи, но и нельзя забывать о них. Можно преследовать национальные интересы, но только оставаясь на гребне мировой науки.

- Скажите, какие достоинства и  недостатки, по вашему мнению, есть у современного Казанского университета? Каким он должны быть, чтобы мир все больше и больше узнавал о нас?

– Я думаю, что Казанский университет за последние годы очень много сделал в плане финансирования научной деятельности и внедрения новейших технологий. Не сразу, но через некоторое время, считаю, это даст эффект, и все сложится.