27 апреля 2022
Состоялось очередное заседание Студенческого научного кружка "LINGUAСКОП"

«А автор кто? Или Гендерные трансформации как способ самопрезентации личности»

Так звучала заглавная тема очередного собрания Студенческого научного кружка «LINGUAСКОП» в рамках серии «ЖЗЛ». О перипетиях гендерных вопросов в языке на примере текста биографической прозы «Записок кавалерист-девицы» Дуровой будущим филологам рассказал руководитель пресс-службы ЕИ КФУ Никита Староверов.

В рамках небольшого лингвистического путешествия участники кружка познакомились с взаимосвязью, казалось бы, непримечательных грамматических и синтаксических конструкций с лингвокогнитивным уровнем языковой личности.

Языковая личность Н.А. Дуровой представляет особый интерес для филологической школы Елабужского института: в первую очередь, Надежда Андреевна проживала в городе, а значит, наследие ее творчества – это и наследие Елабуги, во-вторых, творчество кавалерист-девицы было положительно отмечено Белинским, человеком, который стоял у истоков «золотого» века русской литературы, в-третьих, сложные отношения в семье, сама судьба Дуровой, являются небывалым прецедентом для 19 века, что отражается и на идиостиле автора: служит объектом повышенного внимания филологов, историков и др.

Никита Дмитриевич напомнил аудитории об истоках развития психологизма в языке, акцентировав внимание как на классических трудах Куртенэ, Соссюра, Гумбольдта, которые «приоткрыли дверь» когнитивной лингвистике, описывая план выражения и план содержания слова как случайное совпадение, что позволяет существовать многоязычию в мире и многообразию акторов коммуникаций в одном языке.

В основу анализа языковой личности Дуровой легла концепция Ю.Н. Караулова, представленная в виде трехуровневой модели: вербально-семантического, лингвокогнитивного и прагматического. Никита Дмитриевич отметил, что при изучении «Записок…» большое внимание было уделено определяющим константам языкового сознания автора, которые сформировали идиостиль: лексем «отец» и «мать». Так, «мать» в языке Надежды Андреевны претерпевает серьезные изменения на уровне тезауруса. Дурова сознательно меняет общепринятое значение «женщина по отношению к своим детям», оставляя только архисему «женщина». Более того, слова, связанные напрямую с обозначенной лексемой претерпевают лексико-семантические и эмотивные изменения. Наиболее частотные слова, синтагматически и парадигматические связанные с лексемой «мать», в тексте получают нехарактерную негативную окраску: «женщина, по ее (матери) мнению, должна родиться, жить и умереть в рабстве»; «вечная неволя, тягостная зависимость и всякого рода угнетение есть ее (женщины) доля»; «женщина самое несчастное, самое ничтожное и самое презренное творение в свете»; «я должна была целый день сидеть в ее горнице и плесть кружева» и др.

Лексема «отец» становится прямо противоположна не только матери, но и женщине в тексте: «батюшка приказал сшить для меня казачий чекмень и подарил своего Алкида»; «прекрасный, свободный пол»; «батюшка хочет, чтоб я была при нем»; «батюшка с радостным чувством благодарности поднял глаза к небу»; «я живой образ юных лет его и что была бы подпорою старости и честию имени его» и др.

В языковом сознании Дуровой наблюдается четкое деление на «свободный», мужской, пол и на «обреченный на вечные муки» - женский. В своей автобиографической повести Надежда Андреевна пишет: «я решилась, хотя бы это стоило мне жизни, отделиться от пола, находящегося, как я думала, под проклятием божиим». И ярким подтверждением ее «отделения» становятся указанные ранее противопоставления эмоционального плана описание отца и матери, а также пространства, которое связано с родителями: мать отталкивает своего ребенка, обрекает ее на вечные муки, на проклятие божие, заточение в горнице и плетение кружев, а отец – человек прекрасного пола, свободного пола, дарит дочери своего коня, казачий чекмень и смотрит на дитя с радостным чувством благодарности. Нежелание находиться в замкнутом пространстве, стремление обрести свободу и вольно путешествовать помогают юной Наде сменить девичье платье на военный мундир.

Обозначенные Староверовым явления, наряду с анализом тематических групп лексем «Записок…» и экстралингвистическими факторами, создают идиостиль, который ближе по содержанию (и выражению) к g. masculine. Однако, полностью «мужским» текст назвать нельзя: хоть диалоги и написаны от лица мужчины, повествование ведется в грамматических категориях, присущих женскому роду (род глаголов, существительных и т.п.)

Таким образом, аудитория и спикер подошли к проблеме определения гендера в тексте, основываясь исключительно на лингвистических факторах: грамматических категориях, синтаксических связях, значении лексем – на основе этих признаков, хоть это и не являлось самоцелью исследования Никиты Дмитриевича (однако, это нельзя не отметить), гендер Надежды Андреевны Дуровой был определен как андрогинный – амальгамный тип личности с маскулинной доминантой.

«Для нас, как филологов, было интересно проанализировать текстовое пространство. Если бы мы учитывали сопутствующие (и дальнейшие) экстралингвистические факторы, то работа получилась бы чересчур огромной», - пояснил спикер, отвечая на вопросы аудитории, посвященные биографии Надежды Андреевны.

Все участники встречи получили долю филологического удовлетворения, разобрав небольшой пласт дискурса языковой личности Надежды Дуровой. Новые нейронные связи помогли осознать, что за пунктуацией, синтаксисом, морфологией, словообразованием и другими разделами языка, где-то над и около, находится интересный пласт лингвистического знания, который невозможен без фундаментальных знаний, но так интересен при наличии должной теоретической и методологической базы.

Источник информации: пресс-служба Елабужского института КФУ