«Где более света, там гуще тень: так все премудро соглашено в мире».
Николай Лобачевский
Мы продолжаем серию публикаций, посвященных 210-летию Казанского университета и его выдающемуся ученому и ректору Николаю Лобачевскому.
В предыдущем материале мы рассказывали об эпохе Магницкого, подводя повествование к последним дням его деятельности. Об этом периоде, новом попечителе и избрании ректором Императорского Казанского университета Николая Лобачевского вы сможет узнать в этой статье.
Прежде чем начать рассказ о том, как Николай Лобачевский становился ректором, позволим себе небольшое отступление. Все наши информационные сообщения об ученом были посвящены его деятельности в университете: учебе, преподавательской и научной работе. Но интерес представляют и то, как складывались личные, дружеские отношения Николая Ивановича. Чтобы иметь представление и об этой стороне его жизни, мы решили небольшую часть статьи посвятить истории дружбы Николая Лобачевского и поэта Ивана Великопольского. Об этом близком к ученому человеке достаточно сложно найти информацию. Так кем же он был?
Иван Великопольский отучился в Императорском Казанском университете, куда поступил в 1812 году, его сестра была замужем за Николаем Ивановичем, поэтому поэт часто приезжал в Казань из Москвы, где жил постоянно.
(На портрете - Иван Великопольский)
Судя по воспоминаниям современников, Иван Ермолаевич слыл противоречивым человеком, кто-то писал о его энергии и честности, доброте и доверчивости, кто-то – о его натуре страстного игрока, сорящего деньгами. Тем не менее на почве любви к карточным играм Великопольский сошелся с Александром Пушкиным. «И о стихах с Пушкиным беседовал, и в штос с ним играл, и даже пикировался на эпиграмматическом языке», ‑ писал о поэте журналист Соколов.
Приведем несколько писем Великопольского к Лобачевскому, которые ярко показывают, какими были отношения между друзьями:
Н.И. Лобачевскому (обещавшемуся придти ко мне по утру и взявшему с меня слово не пить без него чая)
Всегда-ль ты, милый мой софист,
На обещанья так речист
И вял на исполненья?
Не раз уж гаснул самовар,
Не раз я раздувал в нем жар, ‑
Но силы нет раздуть терпенье.
Придешь-ли, наконец,
Бездельный мой делец?
И я-ли, как глупец,
В угоду милому лентяю,
Остануся без чаю?
Ноябрь 1823 года
Н.И. Лобачевскому (приславшему мне при стихах в подарок альбом)
По силе дум –
Камен наперсник,
Невтона кум,
Поэт – наездник
И астроном.
За вирш сплетенье
И твой альбом –
Благодаренье!
Мне нужды нет,
Что скажет свет
О мне потомству:
Я к вероломству
Привык людей.
С душой простою,
Когда твоей
Я дружбы стою, ‑
Почесть себя
Счастливым волен,
И славой я
Моей доволен.
Декабрь 1823 года.
В следующих материалах мы также постараемся делать подобные информационные отступления.
Итак, вернемся в 1825 год и посмотрим, что предшествовало избранию Николая Лобачевского ректором Императорского Казанского университета.
Падение Магницкого
Когда в 1825 году умер Александр Первый, рухнула основная опора Михаила Леонтьевича Магницкого, которая концентрировалась в лице Алексея Андреевича Аракчеева. Спеша наладить контакты с новой властью, Магницкий совершил роковую для себя ошибку. Он направил пожелания и поздравления наследнику престола Константину.
(На портрете - Михаил Магницкий)
Его поведение вызвало недовольство Николая, возглавившего впоследствии Российскую Империю. Этот инцидент привел к окончательному краху всех надежд Магницкого на продолжение карьеры. Но злополучное для Михаила Леонтьевича поздравление могло и не повлиять на его судьбу, если бы ранее в дни, предшествовавшие восстанию декабристов, в его адрес не возникли подозрения в причастности к заговору. Недальновидность Магницкого проявилась и в том, что он пытался вмешиваться в вопросы управления Петербургским инженерным училищем, которое находилось в ведении в то время будущего императора Николая.
В итоге зимой 1826 года была проведена строгая ревизия дел попечителя и состояния Казанского университета, которую возглавил генерал-майор Желтухин. Как и ожидалось, в делах Магницкого было выявлено множество недостатков, и он был предан суду сената.
В указе, которым Михаил Леонтьевич был снят с должности, упразднялась и должность директора Казанского университета. Как ни удивительно, но в то время в университете работали и ректор, и директор. Последний, в отличие от первого, назначался попечителем, был его информатором и выполнял функции чиновника полицейских и хозяйственных дел.
К чему же в итоге пришел Императорский Казанский университет времен Лобачевского после смерти Александра Первого?
(Императорский Казанский университет, 19 век)
Попечительство господина Магницкого тяжело сказалось на жизни университета. Многие исследователи жизни Лобачевского признают, что подавление свободолюбия, установленный церковно-полицейский контроль за поведением студентов и преподавателей, преподавание в «духе старого благочестия», подчиненное религиозным положениям, привело к падению уровня научной жизни и преподавания.
В управление округом временно вступил Карл Фукс.
Он отменил наиболее странные распоряжения предыдущего попечителя, в частности, обязанность называть «грешниками» всех провинившихся студентов.
Вот таким измученным предыдущими запретами, но полным надежд, энергии и планов достался университет со всеми его талантливыми учеными новому попечителю Казанского учебного округа Михаилу Николаевичу Мусину-Пушкину.
Неученый попечитель
О новом попечителе необходимо рассказать подробнее, так как он стал опорой для Лобачевского в предстоящем ему нелегком деле ректорства.
Мусин-Пушкин до своего назначения был помещиком в Казанской губернии, принадлежал к старой дворянской фамилии и получил начальное образование в доме богатых родителей. Поступив в Казанский университет, он не окончил его, а начал военную карьеру. Мусин-Пушкин так и не получил высшего образования, за его плечами были только курсы, которые проходили в стенах университета государственные чиновники, не имеющие необходимого образования.
(На портрете - Михаил Мусин-Пушкин)
Современники писали о нем, как о грубом в обращении, но не жестоком, горячем и деспотичном, но отходчивом и справедливом человеке. Критично к Мусину-Пушкину относились в Петербурге.
«Личность эта была оригинальная, недалекая и в высшей степени неприятная. Получив самое ограниченное образование, он служил прежде в военной службе и, может быть, нюхал порох, но, конечно, не изобрел его, ‑ саркастично писал о попечителе петербургский профессор Ф.Устрялов. ‑ Вид его был свирепый: густые, нахмуренные брови, крючком выдающийся нос и угловатый подбородок обозначали некоторую силу характера и упрямство. В нем точно в последнем осколке воплощались отживший строй жизни, порядок ненавистных времен: все то, что дали нам казенщина, солдатчина, крепостное право и барство, выражалось в нем во всем своем безобразии. Говорили, будто по временам он бывал добрым человеком…»
Тем не менее известно, что к Казанском университету он относился более чем неравнодушно, стараясь не проявлять своих отрицательных черт характера. «Мусин-Пушкин считал университет своим детищем, он иначе не говорил, как «мой университет», «мои профессор», «мои студенты», ‑ писал Янишевский. – Ревниво оберегал свое детище от вмешательства посторонних».
Этому человеку предстояла нелегкая задача – выбрать для образовательного и научного центра империи кандидатуру для ректорства.
Свою роль в формировании мнения Мусина-Пушкина об ученых Казанского университета сыграло донесение Желтухина по итогам ревизии. В нем несколько раз упоминалась фамилия Лобачевского, как активного деятеля, который в разные годы вел работы по трем кафедрам: астрономии, физики, математики, несколько раз избирался деканом физико-математического факультета, выполнял поручения по обустройству библиотеки, научных кабинетов и работал членом и председателем строительного комитета.
Ревизор называл в своем докладе и профессоров, которые пользуются в университете наибольшим уважением, первым в его списке значился Николай Лобачевский. «Есть профессора, которые пользуются всеобщим уважением публики, ‑ писал Желтухин в своем донесении. – Из них профессора Лобачевский, Эрдман, Баженов, Городчанинов, Симонов, Купфер – познаниями и поведением обращают на себя внимание и имеют выгодное заключение».
На должность ректора была выдвинута кандидатура и Карла Фукса, но в нем Мусин-Пушкин видел человека, хоть и обладавшего многочисленными достоинствами, но безвольного и не умевшего навести порядок даже на заседаниях Совета.
(На портрете - Карл Фукс)
В результате, для более детального знакомства с университетом, новый попечитель приехал в Казань. Тогда он своими глазами мог увидеть состояние, в котором оказался университет. «Рассказывали, ‑ писал Янишевский в «Воспоминаниях», ‑ что когда Мусин-Пушкин, вскоре после его назначения, заметивши, что на танцевальных вечерах в дворянском собрании не бывает студентов, приказал инспектору, чтобы в следующий же раз студенты были на вечере, то инспектор привел троих из наиболее смелых; но и те, войдя в танцевальную залу, прежде всего начали креститься на образ и кланяться на все стороны, после чего Мусин-Пушкин обругал их дураками и выгнал вон».
Вероятно, тогда новый попечитель и организовал конфиденциальные переговоры с Николаем Ивановичем и членами Совета.
Новый ректор
Следует заметить, что Лобачевский не соглашался с предложением его на новую должность. Об этом мы можем узнать из его писем:
«Мой нрав не таков, чтобы унывать и раскаиваться, когда нельзя помочь ему. Простительнее мне кажется робеть, когда еще не надобно решаться, но когда дело решено, то не надобно падать духом. Так, вы заметили, без сомнения, сколько я колебался и искал даже уклониться, теперь хочу быть твердым, стараться всеми силами. Впрочем, я многим могу ободрить себя и тем, что Вы будете сами всего свидетелями».
Тем не менее весной 1827 года Николая Лобачевского выдвинули на заседании Совета на должность ректора университета. По итогам голосования ученый получил 11 голосов «за» и 3 «против», его первым конкурентом был профессор Никольский, голоса «за» и «против» которого распределились поровну. На момент избрания Николаю Ивановичу было всего 33 года.
Многие исследователи истории Казанского университета писали, что именно с этого момента для вуза настала светлая эпоха, длившаяся 19 лет и связанная, прежде всего, с именем ректора Лобачевского.
(Портрет Николая Лобачевского 1839 года)
Подробнее о начале его деятельности в новой роли вы сможете прочитать в следующем материале. Закончить же хочется выдержкой из знаменитой речи ректора Лобачевского «О важнейших предметах воспитания», которая была произнесена им по истечении года с момента избрания:
«Расставаясь с вами, что скажу вам поучительного? Вы счастливее меня, родившись позже. Из истории народов видели вы, что всякое государство переходит возрасты младенчества, возмужания и старости. То же будет и с нашим отечеством. Хранимое судьбою, медленно возвышается оно в своем величии и достигает высоты, на которую еще не восходило ни одно племя человеческое на земле. Век Петра, Екатерины, Александра были знамениты; но счастливейшие дни России еще впереди. Мы видели зарю, предвестницу их, на востоке; за нею показалось солнце… Я все сказал этим».
Материал основан на воспоминаниях современников, трудах о жизни и научной деятельности Николая Лобачевского, авторы: А.В.Васильев, В.В.Вишневский, В.Ф.Каган, Б.Л. Лаптев.