Время в университете - особенное: оно измеряется "академическими часами". Каждый академический час равен сорока пяти минутам обычного, астрономического часа, то есть меньше последнего ровно на четверть. Поистине, учёные - ненормальные люди: зачем понадобилось им придумывать свой, какой-то особенный час? А что если бы все так? И появились бы у нас машиностроительный час, птицеводческий час, театральный час, журналистский час, уж конечно, менеджерский час, а возможно, и час кондукторский; и как бы мы тогда договаривались о времени? Впору выпускать специальные часы, где полный оборот приходился бы не на 60, а на 45 минут, и развешивать такие часы по вузовским аудиториям.
Странно, однако, что учёный мир именует свой "час" именем самых заслуженных своих представителей - академиков. Почему академический, а не профессорский, не доцентский, не студенческий, наконец? Ясно, что за всем этим стоит какая-то история, о которой нынче уже все забыли и лишь безропотно вкушают её плоды. А дело было вот как: академики, мужи незаурядных умственных способностей, заказали для себя отдельный час, чтобы больше успевать за сутки во благо науки. Но пока заказ выполняли, перепутали, для кого он предназначался, и в результате одели по академиковой мерке всё вузовское население. Академики - они-то, понятно, на то и академики, они за сорок минут легко сделают то, на что обычному человеку надобен час. А как же быть студентам? Подложили им свинью академики. Ясно теперь, откуда берётся у наших студентов "академическая неуспеваемость": время сократили, а требования прежние, попробуй успей всё за эти сорок пять минут. Студентам бы, может, наоборот, увеличить нужно было: они же не академики. Такая вот несправедливость вышла.
Видимо, желая исправить упущение, в прошлом году в университете академический час и вправду увеличили на целых пять минут. И тут выяснилась досадная закономерность: границы между часами двигать легко, но если удлинять академический день, упрёшься в астрономическую ночь, а ночью нужно спать. Поэтому студенты вовсе не в обиде, что их час, пусть и названный в честь академиков, меньше обычного.
Академические часы, как правило, объединяются в академические пары, поодиночке их почти и не встретишь. Возможно, это происходит потому, что академические часы, подобно химическим элементам, имеют строго определённую валентность. Впрочем, есть и другое объяснение: каждый академический час имеет напарника, потому что служба их "и опасна, и трудна", ведь всегда находится немало любителей "убить время", особенно если это время - академический час.
Академическая неделя на первый взгляд совсем такая же, как астрономическая. Подозрительно, однако, уже то, что суббота не считается здесь за полноценный выходной день и учёба в субботу идёт вовсю. Есть, правда, в университете особая категория людей, этакие посланцы нормального мира, для которых суббота - это действительно суббота, то есть выходной. Таковы лаборанты, сотрудники деканатов, бухгалтерии и многих отделов, находящихся преимущественно в главном здании. Живя в постоянном риске стать объектом чёрной зависти, они своим существованием напоминают остальным о своеобычности академического времяисчисления.
Если академический час занимает строго определённый процент от часа астрономического, то высчитать эту пропорцию для академического года куда как сложнее. Равен ли он обычному году? Или нужно вычесть каникулы? Но ведь каникулы-то больше всего жалко вычитать! Вот бы вычесть сессию, но её-то как раз никак не вычтешь. Каникулы, всё же, безусловно, самое неакадемическое время в академическом году. Они - некий реликт, островок, оставшийся от древних эпох, когда всё время ещё было неакадемическим. Всё академическое стремительно покидает головы студентов в эту благостную пору: теории, термины, имена-отчества преподавателей, и, продлись каникулярный период чуть дольше, обучение опять пришлось бы начинать с чистого листа.
В академическом году сразу две зимы, если считать аналогом зимы самый суровый академический сезон - сессию. Так же два и лета, если на эту роль определить каникулы. Но если академические зимы примерно одинаковы по весовой категории, то лето лету рознь: одно настоящее, большое и жаркое, а другое маленькое и зимой. После каникул - как после лета: сначала ничего, жить можно, преподаватели почти ничего не спрашивают, а потом климат всё несноснее, там уже и первые зачёты, и к сессии, как к зиме, зуб на зуб не попадает.
Есть в академическом году целый сезон, названный не в честь академиков, а - справедливость локально торжествует - в честь студентов. Называется он "Студенческая весна". Название это почти столь же обманчиво, как какое-нибудь "бабье лето". Концерты-то, конечно, бывают весной, хотя бы и ранней; а к гала-концерту - так не то что "журчат ручьи, слепят лучи", бывает, и ручьи-то отжурчат. Но выступление - это, если угодно, лишь развязка (она же кульминация) долгого процесса подготовки, который начинается в глубоком феврале, и зачастую львиная доля этого времени протекает в лучшем случае под редкую неуверенную капель. Поэтому мне лично слышится и другое происхождение сокращения "СТУДвесна": "Однажды, в СТУДёную зимнюю пору..."
Академическое время и время обычное, при всех своих несходствах, оба не любят тех, кто их убивает, и склонны в этом отношении к вендетте. Вместилище всего, что происходит, время любит уважение к себе, и каждый час, будь он академическим или же астрономическим, утекает невидимой струйкой, оставляя нам взамен то, что мы успели сделать, понять, почувствовать, прожить в его прозрачном течении.