Инга Дубяго: "Конечно, слегка грущу по прошедшему, ведь это была молодость…"

Семейных научных династий в Казанском университете немало. Страстной, порой фанатичной тяге к науке от поколения к поколению содействуют разные причины. Среди астрономов Казани тому, несомненно, способствуют вполне понятная обособленность территории обсерватории, оторванность от суеты большого города, уединенность, ночные наблюдения - одним словом, образ жизни.

Династии Дубяго, Бельковичей, Нефедьевых широко известны в мире, их заслуги описаны во всевозможных энциклопедиях, их именами названы кратеры на Луне, благодаря этим "небожителям" заявила о себе сильнейшая Казанская лунная школа.

Мы встретились с представителем династии Дубяго - кандидатом физико-математических наук Ингой Александровной, внучкой первого директора Казанской обсерватории имени В.П.Энгельгардта (АОЭ) Дмитрия Ивановича Дубяго.

‑ Инга Александровна! У вас старинные дворянские корни, как говорится, голубая кровь. Некоторые потомки дворян сейчас активно восстанавливают свидетельства, организуют сообщества, вы участвуете в этом?

‑ Нет, конечно! У нас такие документы есть, сохранился даже герб рода Репойто-Дубяго, от которого произошел мой дед Дмитрий Иванович Репойто-Дубяго. Но этот дворянский род был уже обедневший, Дмитрий Иванович, окончив Петербургский университет, помогал родителям обучать младших братьев и сестру. Революция разбросала членов семьи по всему свету...

Но лет двадцать тому назад меня нашел троюродный брат мой, внук Ивана Ивановича, брата Дмитрия Ивановича, который в своё время был предводителем дворянства в Могилёвской губернии. И с его детьми Толиком и Костей мы с тех пор переписываемся. Один из них живет в Америке, другой в Германии.

‑ Вы вышли замуж, но, как это принято, фамилию не поменяли. Муж не был против?

‑ Я же потомственный астроном, мой муж Станислав Степанович Тохтасьев с уважением относился к моей фамилии. Он был очень талантливым учёным, увы, рано ушел из жизни. Мы вместе учились и вместе работали, вместе ездили в экспедиции. В астрономических семьях жизнь в большинстве случаев так и складывается.

‑ А если нет? При таком укладе жизни как же быть с детьми?

‑ Ситуации разные бывают, семье как-то приходится приспосабливаться, если только один занят наблюдениями. У нас-то был идеальный вариант, оба астрономы,  дочку, пока она была маленькой, возили с собой в горы. Потом с бабушками оставляли. Но так редко бывает. Даже в одной профессии есть разные области специализации, как это было в семье Урасиных, например. Он астрофизик, постоянно в экспедициях, она ‑ астрометрист, связана работой непосредственно в обсерватории. Теперь Лирика Абдуловича давно уже нет, а Ида Андреевна живёт в Германии. Но мы постоянно поддерживаем с ней связь.

В обсерватории царит свой уклад жизни, тут раньше как в настоящей коммуне было, все друг другу помогали выживать. Сейчас все переменилось, автомобили появились, ходит автобус, не стало проблемы поиска транспорта до Казани. А было время, добираться до города надо было вначале пешком, потом на электричке. Сейчас у многих машины, и детей возят в городские школы и детские сады.

В качестве отступления. Здесь каждое строение, каждый инструмент, каждое дерево много говорят сердцу тех, кому обсерватория - дом родной. Великолепные полянки, лес, озеро - это счастливое детство. К слову, озеро называют "Очки". В нем как бы два ока, одно - естественное, с подземными источниками, и рядом, через перемычку, второе ‑ искусственное. А история тут такая. Понадобилось много грунта и пришлось рыть котлован, когда строили усыпальницу ‑ холм специально подняли на пять с половиной  метра. Зачем? - спросите. Это точка южная, а точка напротив - северная, и эти две точки играют астрономическую миссию, ибо лежат строго на одной плоскости. Соедините воображаемой линией точки. Соединили? Все, вы стоите на фиксированном меридиане, к которому привязано все Поволжье! На этой линии как раз стоит меридианный круг 1835 года, причем в рабочем состоянии. Просто не востребован сейчас, потому что другие технологии появились по снятию координат звезд. Все эти измерения использовались в навигационных картах, в картографии, и это очень кропотливая работа.

Профессор Антонина Ивановна Нефедьева, которой 29 мая исполнится 93 года (дай Бог ей здоровья!), работала на этом телескопе. Это прекрасный, уникальный инструмент - в нем учитывается и атмосферное давление, и температура, и ртутное зеркало стоит. И все это очень важно, так как любое колебание, любая погрешность в расчетах могут на картах вылиться в сотни километров отклонения.

‑ На земле все течет, все меняется? А в астрономии?

‑ Сама профессия астронома меняется. Раньше мы были связаны со стационарными наблюдениями, наблюдали по ночам в телескопы. А сейчас телескоп может стоять хоть за тридевять земель, а управлять им можно отсюда с помощью компьютера. Вот на Северном Кавказе телескоп Мегатартора ставят, который будет сканировать небо и передавать изображение в АОЭ.

‑ Получается, никакой прежней романтики не осталось?

‑ Получается так, ведь сейчас очень легко обмениваться информацией, изображение с телескопа идёт сразу на компьютер и быстро обрабатывается. Там, где мы тратили недели на обработку, сейчас занимает часы. Конечно, слегка грущу по прошедшему, ведь это была молодость? Но цивилизация идет вперед, сейчас и территория самой обсерватория преобразилась, обновились старые здания, появились новые телескопы, красивые аллеи. Много народа приезжает на экскурсии в обсерваторию и в планетарий, а некоторые ‑ просто погулять.

‑ Говорят, народ вновь стал проявлять интерес к астрономии, даже в школе эту дисциплину пытаются восстановить.

‑ Это ощущается. В этом году в День космонавтики 12 апреля настоящее столпотворение случилось - до двух тысяч экскурсантов приехали на нашу акцию. Приглашали к шести часам вечера, но погода стояла прекрасная, суббота, и народ с трех часов начал появляться.

Мы прочитали пять лекций кряду в тот день, показывали Луну и планеты в телескопы, очередь выстраивалась чуть ли не до ворот. Любители астрономии по полтора часа стояли в ожидании, чтобы в окуляр заглянуть. Вот такой интерес проснулся.

‑ Какие у вас существуют семейные традиции?

‑ Вместе все праздники проводим до сих пор. В масленицу на лошадях катаемся, сжигаем чучело зимы, и в новогоднюю ночь все тут на площадке. Веселимся у елки, катаемся на катке, пляшем, пускаем ракеты. Так было всегда, правда, раньше и за новогодним столом сидели вместе, но старых астрономов почти не осталось, а у молодежи свои правила. Дни рождения, юбилеи, а иногда поминки, тоже отмечаем вместе. Да... то поминки, то праздники ‑ такова жизнь.

‑ Вы ничего не сказали о традиции огородничества, Инга Александровна, неужели тяги к земле не стало?

‑ Сил не стало. У всех здесь сады разрослись, бывают ягоды, яблоки. А огороды действительно раньше имели большое значение. В военные годы, да и в недавнее голодное время все сажали капусту, лук и картошку, но сейчас силы не те, чтобы заниматься этим. Разводят в основном цветы А молодёжи вообще не до садов-огородов, хотя сады в трех минутах от дома! Во время войны огороды были огромным подспорьем в жизни колонии астрономов. Сажали картошку, капусту, и даже делянки с просом и пшеницей были. Потом делили все это по семьям, по числу едоков, как в коммуне. Чтобы выжить, надо было держаться вместе, рядом. Это очень хорошо понимал директор обсерватории Мартынов Дмитрий Яковлевич, который руководил обсерваторией с 1931 по 1954 годы.

‑ Эвакуированные здесь жили в войну?

‑ Да, как и в самом университете. Домов в обсерватории было мало, но астрономы потеснились. Здесь в двухэтажном доме жил академик Алексей Николаевич Крылов ‑ он приходился тестем Капицы, и тут бегали их дети. И именно здесь он писал свою знаменитую книгу воспоминаний. Много было эвакуированных и из Ленинграда.

В качестве отступления. На сегодняшний взгляд, бытовая сторона жизни тогдашних обитателей обсерватории была довольно неустроенной. В домах ни канализации, ни водопровода, но зато была тут баня общественная, мылись по очереди - по мужским и женским дням. Два туалета стояли- М и Ж. Летом детвора купалась в озере, и стирали тут же. Всеобщий любимец ребятишек конь Орлик дрова возил для печки.

‑ Репрессии вашей семьи коснулись?

‑ Да, моего папу почти год держали на Черном озере. Четыре друга, молодые талантливые учёные - Мартынов, Козырев, Корытников и Дубяго ? образовали содружество, которое назвали "Орден четырёх китов". Они любили философствовать, писать стихи, немного рисовать. Ими заинтересовались на "Чёрном озере". Для троих начались допросы и трепка нервов, а Александр Дубяго, как сын "реакционного тайного советника" был арестован. Но и в тюрьме он не терял присутствия духа и не давал его терять другим. К слову, он сидел в камере вместе с дядей нашего астронома Науфаля Ризванова. Чтобы не сойти с ума, читал сокамерникам лекции, что сплачивало людей, сближало и помогало переносить допросы и другие тяготы тюремного существования. Александра Дмитриевича Дубяго выпустили через одиннадцать месяцев ада, обвинения были настолько смехотворны, что это поняли даже чекисты.

‑ Я была на вашем погосте. Хоронить астрономов и их родных на обсерваторском кладбище - это тоже традиция?

‑ Да. Это печальная необходимость, каждая могила и каждое имя на могильных камнях - родные и знакомые. Здесь похоронены и Дубяго, и Чудовичевы, и Бельковичи, и Костылёвы, и Нефедьевы, и многие другие... А мира-усыпальница была построена для В.П.Энгельгардта и Д.И. Дубяго в 1904 году.

Для справки. Ректор Императорского университета Дмитрий Иванович Дубяго (1849 ‑ 1918 гг) в конце XIX века решил перенести астрономические наблюдения с университетского двора в центре Казани (тогда ввели электрическое освещение, которое мешало смотреть на звезды) за черту города, в лес. Он же и возглавил обсерваторию. Известный астроном, выходец из России Василий Павлович Энгельгардт (1828 ‑ 1915 гг) передал в дар Казанскому университету телескопы и инструменты из своей дрезденской обсерватории. И завещал похоронить себя на территории Астрономической обсерватории Казанского университета, названной его именем. Правда, сделать это помешала Первая Мировая война. И в склепе, для этого построенном, похоронили его друга, директора обсерватории Дмитрия Дубяго. У подножия рукотворного холма нашел упокоение и следующий директор АОЭ Михаил Аврамиевич Грачев, сумевший сохранить обсерваторию в лихие годы революции и Гражданской войны...

‑ Значит, завещание Энгельгардта до сих пор не исполнено?

‑ Нет, не исполнено. И это печально быть в долгу перед памятью одного из основателей обсерватории.

‑ Внешние события сильно влияют на жизнь и работу астрономов?

‑ Еще как влияют. С распадом СССР мы, я говорю не только о казанских астрономах, потеряли свои телескопы в Алма-Ате, на Памире, в других местах. В 1984 году телескоп Шмидта был установлен в Монгольской обсерватории вблизи Улан-Батора. И до сих пор там находится. Монгольские астрономы должны были с помощью казанских астрономов продолжать наш план исследований в галактической долготе, начиная с 220 градуса и более. А также начать новый план исследований в плоскости, перпендикулярной к плоскости Галактики, но в долготе 270 градусов, для чего они собирались установить телескоп в пустыне Гоби, где у них находилась обсерватория для наблюдения ИСЗ. Но вскоре началась "перестройка", страна развалилась на части. В результате телескоп стал "не нашим".

Может обернуться бедой для обсерватории строительство скоростной железной дороги ‑ по проекту она проходит прямо через наш полигон, и мы собираемся протестовать по этому поводу...

На этом наша беседа прервалась, так как к Дубяго пришли студенты на экскурсию, а за ними школьники, потом частные визитеры появились.

Мы не поговорили с Ингой Александровной о сути ее прошлой деятельности и карьере ученого. Могу только добавить, что окончив в 1960 году Казанский университет, она пришла работать в астрофизический отдел АОЭ и, набрав в экспедициях колоссальный наблюдательный материал, защитила диссертацию по строению нашей Галактики. В последние годы Инга Александровна увлеклась историей астрономии. Она автор нескольких историко-астрономических монографий. Ознакомиться с ними и с богатейшей биографией представителей старших поколений Дубяго читатель может, набрав в поисковике одно слово "Дубяго".

На Инге Александровне история этой ученой династии, насчитывающей три поколения, увы, обрывается: единственная ее дочь Юлия не пошла по стопам прадеда, а выбрала свой путь. И мой главный вопрос к ней был: "Каким вы помните свое детство?"

Юлия Станиславовна рассказывает:

‑ С трёх лет родители меня возили по экспедициям. Зимой я наблюдала, как мама с папой одевали свои толстые "скафандры" и уходили в ночь на свой любимый телескоп. Никакой трескучий мороз их не брал! Меня спрашивали в детстве, ты тоже будешь астрономом? И позже, когда в университет на экономическую географию поступила, вроде даже как корили. "Я ночью люблю спать!"‑ отвечала я, так как хорошо знала, что такое жизнь астрономов, с малого возраста. Только раз я оставалась с бабушкой, когда родители уехали в Африку, потому что школы там не было. А так все время летом в экспедициях с ними пропадала, в основном на Тянь-Шань ездили. Конечно, это было весело, так как таких детей, как я, набиралось немало.

Мы, дети астрономов, всегда были очень дружны и счастливы в нашей любимой обсерватории, и наша детская дружба сохранилась до сих пор.