Тайна смерти Шаляпина, или День памяти жертв политических репрессий в КФУ

Тридцатого октября, в День памяти жертв политических репрессий, Музей истории Казанского федерального университета принял у себя необычного гостя: в историческом Актовом зале состоялась лекция ветерана органов контрразведки Ровеля Кашапова «Сталин против Шаляпина. Тайна смерти великого певца (авторское расследование)».

Следует отметить, что эта тема покрыта тайной, а недостаток фактов дает пищу для домыслов. Лектор постарался разобраться в загадочной истории и представить аудитории объективную картину жизни и смерти великого  артиста и певца двадцатого века.

Помимо Шаляпина и Сталина, одним из основных персонажей доклада стал главный диверсант тех лет Яков Серебрянский. Но обо всем по порядку.

Рассказывая о личности Шаляпина, лектор опирался, прежде всего, на автобиографическую книгу певца «Маска и душа». В ней сказано, что впервые нарастание революции уроженец Казани Федор Шаляпин почувствовал в Киеве в 1905 году, именно тогда он начал симпатизировать прогрессивным кругам. Выражалось это в частых пожертвованиях прибыли от концертов рабочим. «После этого его тут же записали в революционеры», ‑ заметил Кашапов. Но некоторые отрывки из автобиографического произведения Шаляпина говорят о том, что певец не принадлежал ни к одному из движений. Вот, к примеру: «Находит иногда на русского человека Разинская стихия, и чудные он тогда творит дела! – написано в книге «Маска и душа». ‑ Так это для меня достоверно, что часто мне кажется, что мы все ‑ и красные, и белые, и зеленые, и синие ‑ в одно из таких Стенькиных наваждений взяли да и сыграли в разбойники, и еще как сыграли ‑ до самозабвения!» Или: «Если я в жизни был чем-нибудь, так только актером и певцом, моему призванию я был предан безраздельно. Но менее всего я был политиком».

В книге ярко описано первое впечатление Шаляпина о вожде: «Когда я впервые увидел Сталина, я не подозревал, конечно, что это ‑ будущий правитель России, «обожаемый» своим окружением. Но и тогда я почувствовал, что этот человек в некотором смысле особенный. Из его неясных для меня по смыслу, но энергичных по тону фраз я выносил впечатление, что этот человек шутить не будет. Если нужно, он так же мягко, как мягка его беззвучная поступь лезгина в мягких сапогах, и станцует, и взорвет храм Христа Спасителя, почту или телеграф ‑ что угодно. В жесте, движениях, звуке, глазах ‑ это в нем было. Не то что злодей ‑ такой он родился».

«Шаляпин тяжело переживал разочарование в установленном Советами режиме и горько пожалел о своей симпатии революционерам,  ‑ отметил Кашапов, ‑ ему хотелось уехать, и даже не важно куда». Светлым пятном для певца оставалось его творчество. В 1922 году он первый получил звание народного певца республики и тут же уехал на гастроли за границу. Его долгое отсутствие вызвало негативную реакцию в стране. Первым критиком Шаляпина стал Маяковский. Именно его стихи («Письмо писателя Владимира Владимировича Маяковского писателю Алексею Максимовичу Горькому») Кашапов зачитал аудитории как пример нарастания отрицательного отношения к артисту:

«Иль жить вам, как живет Шаляпин,

раздушенными аплодисментами оляпан?

Вернись теперь такой артист назад на русские рублики,

я первый крикну: – Обратно катись, народный артист Республики».

Поворотным моментом в судьбе Шаляпина стал случай из заграничной поездки, а конкретно, пожертвование русским детям эмигрантов, ободранный и голодный вид которых вызвал у Шаляпина жалость и сочувствие. Этот жест был иезуитски представлен как поддержка артистом белогвардейцев. В этом же году он был лишен звания народного артиста, а заодно и гражданства. Травля Шаляпина продолжалась, в ней, помимо Маяковского, принимала участие и газета «Правда», которая являлась отражением идеологии и мнения власти. Выход в печать книги «Маска и душа» еще больше подогрел ненависть верхушки. Неудивительно, что «Правда» назвала это произведение «страшной книгой».

«Его личную переписку с дочерью читали, осуждая, Сталин с наркомом Ежовым», ‑ рассказал Кашапов. Действительно, личности певца уделялось колоссальное внимание, он был не просто артистом, а значительной политической фигурой. Большевики рассматривали его нахождение за границей, поддержку им русских эмигрантов как удар по престижу страны. При этом власти не оставляли попыток вернуть Шаляпина на родину, действуя посредством писем через родных и друзей: дочь, Максима Горького, Немировича-Данченко… Но, опасаясь за свою жизнь, певец не спешил возвращаться в Советский Союз. «Сталин видел в Шаляпине личного и государственного врага», ‑ резюмировал лектор. А что делал вождь Союза со своими врагами, всем известно. Неудивительно, что Горький, предвидя последствия всего случившегося, писал своему другу: «Эх, Шаляпин, плохо вы кончили».

По мнению Кашапова, роковой для певца стала поездка с гастролями по Японии и Китаю. Здесь сошлись несколько фактов. Яков Серебрянский, известный как руководитель Спецгруппы особого назначения (СГОН) при НКВД СССР, созданной для проведения диверсионно-террористических актов и физического устранения неугодных сталинскому режиму лиц (группа Яши), принимал участие и в деятельности токсикологической лаборатории, в задачу которой входило изготовление, разработка и исследование действий ядовитых и наркотических веществ на организм человека. Он же в год гастролей Шаляпина находился в командировке на Юго-Восточной Азии. Незапланированная поездка певца в Харбин, вопреки гастрольному расписанию, наводит на размышления. В это время в Харбине работал резидент советской разведки Константин Кукин, который на тот момент уже был зачислен в ту самую «группу Яши», возглавляемую Яковом Серебрянским.  Аккомпаниатор певца Жорж де Годзинский, вспоминая то время, говорил, что певец простудился, а особый интерес к здоровью Шаляпина проявил некий доктор Витензон, который имел, по информации Кашапова, непосредственное отношение к ГПУ.  Осмотрев перед концертом в Харбине горло Шаляпина, Витензон побрызгал в него ментолом. В Париж артист вернулся неизлечимо больным. У него нашли лейкемию. Кашапов рассказал, что о своем состоянии певец говорил так: «Как-то здесь тяжело, в груди. Я в Китай ездил. А зачем поехал? Не надо было».

На этом Ровель Кашапов не остановил свое авторское расследование и начал «копать», пытаясь выяснить, чем же могла быть вызвана болезнь певца. Как оказалось, в злополучном спрее могли содержаться радиоактивные изотопы, используемые в то время токсикологической лабораторией, яды которой предназначались для устранения неугодных сталинскому режиму лиц.

Понятно, что во многом это лишь предположения, но, согласитесь, основания для них дает логика тех времен и действия сталинского режима.