О вершине, "Аритмии", негативе, здоровом цинизме и режиме standby
— Вы, Вероника Игоревна, рассказываете, как пытаетесь наладить систему здравоохранения в России, но ведь часто с вершины не увидеть того, что творится у подножия. За планами и проектами о человеке не забываем?
— А ради кого все делается? Разумеется, ради людей!
Росздравнадзор, в отличие от федерального министерства, которое формально существует отдельно от региональных структур здравоохранения (те работают под руководством губернаторов и нам не подчиняются), вертикализирован, имеет представительства в каждом субъекте Российской Федерации и постоянно мониторирует там ситуацию. Это первое.
Второе. Мы же управляем системой через внебюджетный механизм финансирования — обязательное медицинское страхование. В последние два года изменены правила вхождения страховых компаний в систему ОМС. В итоге количество игроков на рынке сократилось в два с половиной раза. Остались наиболее крупные и надежные, подписавшиеся под дополнительным функционалом. Это дает возможность реальной экспертизы качества медицинской помощи и проверки на местах, работы многотысячной армии страховых представителей, по сути, являющихся защитниками главного права каждого человека на сохранение жизни и здоровья.
Кроме того, мы активно развиваем медицинское волонтерство, и около 20 тысяч добровольцев по нашей просьбе сообщают обо всем, что видят, с чем сталкиваются.
Плюс Общенародный фронт, которому тоже поручено за этим следить.
Мы приветствуем любую информацию из сети лечебно-профилактических учреждений. Оцениваем ее объективно. Для этого работает горячая линия, специальная структура в министерстве. Скоро связь станет еще теснее благодаря реализации национальных проектов. Нам дали возможность создать новый, 17-й по счету, департамент проектной деятельности. Сотрудники подразделения будут работать на "земле", получат индивидуальное закрепление за регионами, на месте выверяя и проверяя, что реально делается, и будут доводить до нас неискаженную информацию.
— Вы не хуже меня знаете, что особый резонанс вызывают негативные факты. Будь это случай в Калининграде, когда недоношенному ребенку в роддоме отказались вводить дорогое лекарство, и младенец умер. Или когда обездвиженному инвалиду предложили подняться на второй этаж к врачу… По таким эпизодам люди судят о системе в целом.
— Вы правы. Ложка дегтя способна испортить бочку меда. Критиковать, говорить, что все плохо, проще, чем объективно оценивать картину. Положительная динамика есть, не заметить этого нельзя. Скажем, объем высокотехнологичной помощи за неполные десять лет вырос в 12 с половиной раз. И скорая помощь тоже стала работать по-другому. И смертность от сосудистых заболеваний снизилась в два раза, а от туберкулеза — более чем на 70%. Исторического минимума достигли материнская и младенческая смертность, а продолжительность жизни выросла до национального максимума.
— Вы видели фильм Бориса Хлебникова "Аритмия"? Он в прошлом году собрал кучу призов.
— Не смотрю телевизор. Физически нет времени.
— Тогда в двух словах. Это картина о прекрасном враче скорой, который хочет помочь всем, но не может. Из-за разных ограничений типа норматива, требующего уделять каждому больному не более 20 минут.
Давайте внесем ясность: нет централизованного требования для врачей ограничивать время приема больного. Принимать нужно столько времени, сколько нужно
Существуют лишь расчетные ориентиры для организаторов здравоохранения, позволяющие планировать штатные расписания учреждений. Возможно, в регионах, где пока сохраняется определенный дефицит кадров, вынуждены вводить и какие-то нормативы, чтобы врач успевал обслужить большее число вызовов.
Однако важно отметить, что средний коэффициент совместительства у врачей в стране впервые за многие годы снизился ниже 1,4. При этом у участковых врачей-терапевтов — до 1,2, а у педиатров — до 1,1.
Создаются реальные возможности, чтобы устранять кадровый голод. И речь не только об увеличении зарплаты или единовременных выплатах в рамках реализуемых программ. Сформирована эффективная система целевой подготовки в медицинских вузах, позволяющая гарантированно привлечь молодых специалистов после окончания университета на подготовленные для них рабочие места минимум на три года. Там, где региональные власти серьезно занимаются вопросом, проблема с кадрами постепенно решается.
Но у нас не армия. Я не имею вертикального управления отраслью вплоть до последнего ФАПа — фельдшерско-акушерского пункта. Приходится создавать систему, методологически и нормативно ее прописывая, проводить обучение региональных управленцев и, по сути, передавать им все наработки для реализации в рамках их полномочий. С 2019 года мы законодательно вводим механизм "двух ключей", обязательного согласования федеральным центром территориальных программ государственных гарантий бесплатного оказания медицинской помощи, тарифных соглашений. Это важно. Мы пишем базовую государственную программу, принимаем постановления правительства, но это лишь модель, которая на местах зачастую искажается до неузнаваемости. У нас же не было юридического права обязать регионы к исполнению. Формально это не наша зона ответственности. Теперь совместно с субъектами Российской Федерации сможем влиять на ситуацию лучше.
— Это хорошо, но вы не ответили, Вероника Игоревна, доходит ли до вас негатив, и как вы на него реагируете.
— Мне каждое утро докладывают обо всем, что происходит. И в течение дня получаю информацию. Ее не фильтруют, не зачищают от плохих вестей. Какой смысл скрывать? Все равно ведь узнаю. По каждому сигналу отправляю проверку Росздравнадзора для разбирательства на месте. Обратная связь поступает быстро. Если необходима экспертная оценка, наши главные специалисты выезжают командой и с места докладывают реальную картину. Когда видим грубые нарушения нормативной базы, халатность или иные отступления от закона, документы передаем в прокуратуру. Иначе систему не заставишь работать эффективно. При этом стараемся не злоупотреблять наказаниями, дорожим армией медработников и всегда стараемся их глазами смотреть на ситуацию, выявляя корень происходящего. Но и человеческую недобросовестность никто не собирается скрывать.
Мир медицины не существует сам по себе, он — часть общества, врачи и средний медперсонал — такие же люди, как и все. Они кровь от крови народа. С вытекающими отсюда достоинствами и недостатками.
Наивно думать, будто сфера здравоохранения волшебным образом сумела избежать исторических родимых пятен, которые присущи российскому социуму
— Тем не менее, когда разгорается очередной скандал в вашем хозяйстве, первая мысль какая: подставили перед главным начальником?
— Не думаю об этом. Хотя и расстраиваюсь. Получаю объективную информацию, мне начинает казаться, что объем проблем в той или иной области существенно уменьшился, а потом узнаю о какой-нибудь вопиющей истории там, где, по моему пониманию, все должно было быть благополучно…
— Это деморализует?
— Огорчает и вызывает удивление, почему подобное происходит? Я по-доброму отношусь ко всем людям и к каждому в отдельности. У меня профессия такая…
— Тут должен появиться союз "но".
— Без всяких "но". Когда случается грубое нарушение, всегда хочу встретиться с человеком, допустившим его, понять логику его действий.
— На жесткие меры вы способны?
— Безусловно. Иначе не могла бы уже 11-й год работать в Минздраве. Проявляю твердость, но без грубости.
— Про врачей принято думать, что здоровый цинизм для них — форма самосохранения. Мол, если умирать с каждым пациентом, сам долго не протянешь.
— Это не так. Говорила вам, что не один год проработала в реанимационном отделении, имела дело с коматозными больными. Инсульты, отравления, кардиоцеребральный синдром… Очень тяжелые случаи.
Приходит осознание конечности бытия. От этого начинаешь еще больше любить каждого человека. Никто из нас не бессмертен, но миг конца надо стараться максимально отдалить. Это задача врача.
После работы в реанимации стала иными глазами смотреть на любого своего собеседника. Словно вижу его в разных состояниях — ребенком, подростком, взрослым… Эволюционный процесс сходится в одной дискретной точке, в которой мы общаемся.
Среди живущих на земле нет святых, в несчастье, болезни, когда уходит необходимость надевать на себя социальные маски, человек остается таким, каков он есть. А хороший врач обязан быть милосердным.
— Вы продолжаете лечить?
— В клинике сейчас уже не консультирую, хотя, будучи замминистра, по-прежнему заведовала кафедрой и занималась врачебной практикой. Рано утром приезжала в отделение, делала обход больных, готовила к защите аспирантов и докторантов, по пятницам проводила научные конференции. Колесо крутилось. Но с 2012 года от этого пришлось отказаться. Работа министра круглосуточная. Никогда не отключаю мобильный телефон. Ни в редкий выходной, ни во время короткого отпуска. Постоянно в режиме standby.
Но старые пациенты могут обратиться к вам за консультацией?
— Никому не отказываю. И еще: рабочий телефон мне выдали в 2012-м. Есть и личный, его номер не меняла с 90-х годов. Вся моя прошлая жизнь в записной книжке этого телефона. Люди, с которыми общалась тогда и которым могу понадобиться сегодня, знают именно эти десять цифр. Если в моих силах помочь, обязательно сделаю это. Вне всяких сомнений.
— Известна история, когда вы приводили в чувство потерявшего при вас сознание сотрудника службы безопасности президента.
— На самом деле такие случаи не единичны, но стараюсь не афишировать их. Узнают лишь о тех, что происходят на глазах у журналистов. Два года назад мы летели на Генассамблею ООН в Нью-Йорк, и у женщины на борту случилось острое нарушение мозгового кровообращения. Она, что называется, загрузилась, ушла в глубокий сопор. Удалось ей помочь. Всегда вожу с собой пакет со средствами скорой помощи, включая и нейропротекторы. Если вовремя, в течение нескольких минут, дать препараты, порог восприимчивости мозга резко повышается, и он может пережить ишемическую атаку.
Китайские коллеги, находившиеся в том же самолете, сняли на видео, как стою на коленях перед пассажиркой и оказываю помощь. Запись широко распространили, даже выступили на сессии Генассамблеи с рассказом об инциденте в воздухе. Вот новость и разнеслась по миру…
— Что в итоге с той пострадавшей?
— Мы летели уже над Финляндией, когда все произошло. Было принято решение развернуться и совершить посадку в Петербурге. Вызвали карету скорой помощи, та ждала на полосе и забрала больную в институт Джанелидзе. Через неделю женщину выписали из больницы, и она благополучно улетела к внукам в Америку.