Для того чтобы жить ...

Посвящается моему прадеду и всем воинам, погибшим

на Сталинградском фронте Великой отечественной войны

Был обычный весенний день начала мая, когда я, узнав от университетских коллег об открытом Министерством обороны России проекте «Память народа», ввела в поисковое поле имя своего погибшего на Сталинградском фронте прадеда – Дорошкевича Николая Антоновича. Дрожь в руках не унималась, когда я просматривала найденные порталом документы - бесконечные списки пропавших безвести, убитых и не менее длинные - награждаемых. Вспомнила рассказы деда и отца и, придя домой, сразу же нашла пожелтевшую от времени газету, где к описанию подвига была прикреплена фотография светлоглазого, статного офицера.

Как и тогда, в детстве, я закрыла глаза и мысленно перенеслась в июнь 1941 года, в Ульяновск, в квартиру обычной советской семьи...

Шел шестой день войны. Николая Дорошкевича, кадрового офицера Красной Армии, вызвали в штаб. Прибежавший вскоре от него посыльный принес записку жене: «Шура, не волнуйся. Собери мне вещи. Николай». После одиннадцати, в опоясанной ремнями кожанке домой зашел отец. ‑ Шура, мы уходим с батальоном.

Провожая мужа до машины, Александра не могла сдержать слез, заплакал и сын Левка, когда, взяв малыша на руки, отец прижался к нему колючей щекой.

… Эшелон, в котором двигался к фронту батальон курсантов Ульяновского танкового училища (156 человек и 24 танка КВ, Т-34 и БТ) под командованием Дорошкевича, не раз попадал под бомбежки. Выпускник военной школы, спортсмен, который в свободные часы не прочь был погонять футбольный мяч или лихо станцевать «Барыню», Дорошкевич был одним из лучших в боевой учебе. Командовал сначала взводом, потом ротой, а затем и батальоном. За отличную стрельбу от имени Наркома обороны командующий Киевским военным округом наградил его именным оружием, а затем одним из первых в танковых войсках получил удостоверение «За отличную стрельбу» из танка с ходу.

Эти умения ему предстояло применить под Смоленском против противника, имеющего двойное превосходство в живой силе и четырехкратное – в танках.

Вступив в первый бой, танки Дорошкевича потеснили противника, к которому на помощь подоспела авиация. Увидев, что на резервы с хвоста заходят 9 самолетов, Николай выскочил из своего танка и, подбежав, стал направлять машины в разные стороны. И все это под бомбовыми ударами и пулеметной стрельбой. В танк он залезть не успел, прыгнул под него, когда одна из бомб разорвалась буквально в трех метрах. Тремя осколками Николай был ранен в голову, после чего залез в танк, перевязал рану и направил роту в атаку... Уже во время этих боев за отчаянные действия под огнем, дерзость и меткий огонь Николая назвали «танковым Чапаевым».

Полученные ранения оказались нелегкими: три рапорта с просьбой отпустить его на фронт остались без ответа. Продолжая, как и до войны, вести занятия в Ульяновском танковом училище, он передавал свой опыт молодым парням.

Вечерами, усаживая к себе на колени сына, Николай разбирал по минутам смоленские уроки и однажды глубокой ночью написал четвертый рапорт, после чего был принят.

Левка, провожая отца на фронт, долго крепился, а на вокзале с криком, в слезах, бросился к нему. А Николай, стоявший на подножке уходившего поезда, долго вглядывался вдаль, запоминая родные сердцу места.

«Здравствуйте, милые мои Саша и Левушка! – писал он домой. ‑ Сегодня выезжаю к новому месту службы командиром танкового полка… Эх, Лева, вот был бы ты со мной, покатался бы на разных машинах. У папы есть и «эмки», и мотоциклы, и танки, ‑ в общем, есть все, нет только, милый, тебя».

В это время его танковый полк скрытно был переброшен в район южнее Сталинграда, где в предстоящем контрнаступлении на северо-запад и соединении с войсками Юго-Западного фронта ему была отведена одна из главных ролей.  Смяв батарею и дивизию врага в Плодовитом, танковый полк «танкового Чапаева» несся вперед. В воспоминаниях после войны напишут – «как буйный ветер на вспыхнувшее пламя действовал на танкистов пример командира». Напишут в книгах и о долине за станцией Абганерово,  названной «долиной смерти» после того, как по ней прошел 26-й танковый полк Дорошкевича. В тот момент от четкого выполнения графика движения частей зависел исход операции, вошедшей в историю, как начало коренного перелома хода войны.  Для быстроты продвижения корпуса было решено впереди главных сил бросить танковый полк опытного и дерзкого командира Дорошкевича. - Ты должен таранить, майор, - сказал генерал. – И так, чтобы 22 ноября к середине дня быть в Советском (поселок под Сталинградом, - прим. Авт.). От тебя и твоих танкистов зависит честь не только бригады, но и всего корпуса.

С криками «Майн готт!» метались немецкие офицеры после атаки полка, в панике они не успели снять кожаные чехлы со стволов пушек и свою охрану с ломившихся от боеприпасов, продовольствия и медикаментов армейских складов. «Снял» ее Дорошкевич.

Танкисты четко выполняли приказ «Бати», как с любовью они называли своего командира, двигаться, не останавливаясь. На рассвете 22 ноября, рассыпавшись веером, на большой скорости  танки Дорошкевича пошли в атаку на сильно укрепленный хутор Советский и ворвались в него. «Ура! Наши пришли! Наши пришли!», - с ликующими криками выбежали на улицу малыши. Пробегавший мимо немец изрешетил детей из автомата. После боя, глядя на маленькие тельца, завернутые в окровавленную белую простыню, танкисты плакали…

Стратегическое значение этой победы было очевидным ‑ последняя железнодорожная коммуникация противника, стоявшего у Сталинграда, была перерезана.

Вечером командующему Сталинградским фронтом позвонил Иосиф Сталин, сказав: «...Очень хорошо! Завтра вам следует соединиться с Юго-Западным фронтом».

Особенно оживленным в этот день был генерал Вольский. В письме заместителю Наркома обороны по автобронетанковым войскам генерал-лейтенанту Федоренко он писал: «По оценке командования фронта отлично выполнил задачу 26-й танковый полк 36-й мехбригады – командир полка майор Дорошкевич …»

23 ноября в Советском замкнулось кольцо окружения. Это стало коренным переломом в ходе Великой Отечественной войны.

Дальше нужно было срочно закреплять успех. Мастеру танкового дела Дорошкевичу опять было тесно в танковой башне. Ему хотелось все оценить своими глазами. Забывал он в эти минуты о предостережениях своей жены, которая писала: «Коля, милый, береги себя, не высовывайся из танка. Помни бой под Смоленском…»

‑ Опять гарцует на танке, как на коне, ‑ хмурил брови командир бригады Родионов.

Тем временем противник подтянул свежие силы. Танки горели и с той, и с другой стороны, в том числе танк командира танковой роты капитана Саши Брянцева.

‑ Батя, Батя! Мой танк горит! Кругом немцы! Прощайте!.. Иду таранить пушки.

В этот момент у штабной радиостанции застыли с мокрыми от слез глазами радистки, а эфир донес хриплый голос Брянцева: «Врагу не сдается наш гордый «Варяг». Его пылающий танк факелом врезался в одно орудие, второе и оглушительно взорвался на третьем.

Вечером на фотографии Саши Николай Дорошкевич напишет: «Эх, Саша! Рано сложил ты голову за дело Родины – но мы за тебя отомстим этой сволочи».

Тогда, несмотря на все усилия противника, Сталинград не пал. То, что русские начали воевать в полную силу, немецкий генерал Герман Гот едва не ощутил на себе, когда ночью 21 ноября вместе со штабными офицерами едва унес ноги из Верхне-Царицынского. Не знал генерал тогда, в декабре 1942 года, и не узнает до самой смерти, что «веселую» ночь ему устроил со своим полком тот самый советский офицер Николай Дорошкевич, с кем в 1941-м пришлось столкнуться его танкам под Смоленском. Не знал он и того, что в тот момент истерзанный прорывом полк занимает круговую оборону на пути его, Гота, танков. А майор Дорошкевич, понимая, что впереди ждет суровое испытание, торопился написать письмо Саше и Леве. Это будет одно из последних его писем.

«Немного о себе. Живу одной жизнью со своими бойцами – надо, не хвастаясь, сказать, что они меня любят и в бой за мной идут уверенно. Недаром моя часть в нашем месте считается одной из лучших».

Перед тем, как закончить письмо, он написал «остаюсь», но потом почему-то перечеркнул дважды карандашом и поставил подпись.

Тем временем противник предпринял ожесточенную атаку. Было решено собрать все части корпуса в кулак и прорваться севернее Верхне-Кумского. Отход бригады прикрывали три танка, замаскированных в балке. В одном из них находился Дорошкевич. Ближе к вечеру на них вышли 12 вражеских машин. Расстояние сокращалось,  500 метров, 400, 200.. Строгий приказ Бати: «До моего приказа – не стрелять» выполнялся беспрекословно. При минимальном расстоянии Дорошкевич выстрелом поджег ведущий танк, еще две вражеские машины замерли, и три наших танка устремились на 9 немецких. В итоге на поле остались 8 подбитых машин врага. Но в тот же день положение резко усложнилось.

Начальник штаба 36-й бригады, проявив беспечность, не выставил боевое охранение. В результате, когда солдаты с котелками пошли к кухне, появились вражеские танки, а самолеты врага нанесли бомбовой удар. Выскочив из дома, Дорошкевич забрался на крышу – кругом были немцы, из села уходили отдельные машины, царила паника – самое страшное, что может произойти на фронте. Николай остался верен себе. С криком «По машинам!» он вскочил в свой танк. Танкисты верили своему командиру, организованное им и командиром артдивизиона сопротивление спасло части 36-й мехбригады от разгрома. Годы спустя историки напишут, что шесть дней драгоценного времени, необходимого для подхода резервов, стало огромной заслугой советских войск и спасло положение. Бои в районе Верхне-Кумского – ярчайший и общепризнанный образец доблести воинов Красной Армии.

20 декабря Николай отправит домой свою маленькую фотографию и на обороте напишет свое самое короткое послание – «Левочка, это тебе от папы-танкиста после боя».

Пройдет 17 дней, и гвардии подполковник Николай Дорошкевич, назначенный командиром бригады, будет смертельно ранен. Под огнем противника начнут откатываться с высоты наши солдаты. Спасая положение и выхватив наган, Дорошкевич остановит часть бойцов, заставит развернуться отступающий танк, вскочит на него и поведет в бой. Стоя на броне, он будет направлять огонь пушки своими командами. В белом полушубке Николай отчетливо выделится на броне танка, и немцы дадут залп – многочисленные осколки пробьют грудь Дорошкевича, и через шесть дней, не дожив какие-то часы до своего 34-летия, он скончается. Посмертно отважный командир будет награжден орденом Ленина.

В танковом полку бригады, как только туда дойдет скорбная весть, состоится траурный митинг. Танкисты решат установить памятник. Сняв с подбитой «семидесятки» башню, они поставят ее в освобожденном бригадой Николая Дорошкевича селе Заветном, на том самом месте, где было предано земле тело героического командира. После прощального салюта гвардейцы поклянутся, что дело, за которое отдал свою яркую жизнь их командир, они доведут до конца.

А танк с надписью «Николай Дорошкевич» и верным своему «Бате» экипажем пойдет дальше фронтовыми дорогами к Победе.

Послесловие.

В селе Заветном до сих пор помнят подвиги офицера и его боевых товарищей. Одна из улиц названа в его честь, а у танковой башни дважды в год – в день освобождения села и в День Победы – до сих пор появляются живые цветы.