"Уцелели - не все.

Но Победа - пришла..."

Чья же сердобольная душа придумала это название? И как странно, щемяще оно звучит - Дети Войны. То ли рожденные в годы войны, то ли рожденные войной. И все же это мир детства, с его маленькими радостями и большими печалями. Которые, само собой, всегда с нами.

Я вижу и себя среди них. И значит среди войны, когда в августе 1942 года в наш казачий хутор, передвигаясь к Сталинграду, вошли немецкие дивизии. Чужие солдаты стали на постой и в нашем курене.

Кусочки памяти приносят мне то страшные, то смешные образы и картинки того времени. Вот немецкие солдаты в летнюю жару в прочных кирзовых сапогах, в трусах и галстуках на голой груди, их невиданная для нас еда (галеты, колбаса, шоколад). Ил с гоготом гоняются друг за другом, из котелков обливая ледяной водой из нашего колодца. То мирно сидят на завалинке среди наших мам, подначивают их, лузгающих поджаренные подсолнечные семечки: "Stalin - Schokolade", кривясь, осторожно пробуют наше огородное пропитание - паслен.

Постепенно грозная война завладела нашими домами. Подтягивая войска к Сталинграду, на подступах к нему немцы развернули огромный аэродром. От станицы Морозовской он тянулся вдоль железнодорожного полотна на десять километров, вплоть до нашего хутора. Наши немецкие "квартиранты" называли его "Манштейн" (как мы потом узнали, по имени генерал-фельдмаршала Эриха фон Манштейна, главнокомандующего воинской группировкой "Дон". Из Германии (говорили, прямиком из берлина) на него стали прилетать и садиться огромные самолеты с черными, страшными крестами на борту и крыльях, - с помощью этого воздушного моста перебрасывалось вооружение в самую "горячую точку" тех дней. Вскоре все это огромное пространство было забито штабелями бомб, снарядов различного размера, калибра и цвета, ящиками с гранатами и патронами, бочками с керосином и бензином. Рано утром солдаты нацепив автоматы и карабины, уходили в направлении "Манштейна", возвращались ночью, измазанные мазутом, запыленные, злые, требовали у мамы "млеко", "яйки".

Внезапно в небе появлялись наши "ястребки" (бомбили аэродром), им навстречу поднимались вражеские "мессеры", и прямо над нашими домами разворачивались воздушные схватки. Мы выскакивали из домов, чтобы на все это посмотреть, но мама оперативно сгребала нас за рубахи, загоняла в погреб. Как и сегодня на Донбассе так же спасаются от войны.

Откуда-то прилетали огромные снаряды - с жутким, завывающим рокотом, взрывались в огороде или речке Быстрой, где мы купались, образуя глубокие воронки. Один из них, конечно, самый подлый, уж точно от "Манштейна", взорвался в нашем саду, вывернул из земли нашу любимую анисовую яблоню, и она до снегов дико торчала корнями вверх, а ветками - в земле. Помню, зимой, когда кончился всякий летний "подножный корм" (терен, арбузы, ежевика, маслины), брат Коля топором вырубал из комков краснобокие "аниски" - замерзшие, они звенели. Как рождественские игрушки. Как раз на Рождество случился первый кровавый оскал войны.

В то время, занесенный ветром войны, у нас жил мамин племянник Анатолий. Поезд из Донбасса, увозивший их семью в эвакуацию, разбомбили немецкие самолеты, погибла его мать и младшая сестренка. Анатолий уцелел, каким-то чудом спасся и пробрался к нам. В нем кипела лютая ненависть к фашистам, он не сдерживался, часто вступал в словесные перепалки, а то и рукопашные стычки с нашими "постояльцами", которые злобно поддевали его то дулом, то прикладом автомата.

И вот, когда офицеры-летчики отмечали Рождество в хуторской школе, Анатолий швырнул в их компанию через окно гранату-лимонку. Внутрь она не залетела, разнесла только оконную раму, никто из офицеров не пострадал. Но уже на рассвете, выследив "партизана" по следам подшитых валенок, в наш дом вломились офицеры с солдатами, размахивая и толкаясь прикладами, стащили с кровати Анатолия, заставили одеться и резко командуя: "Weg, Partisan, Los", погнали его к школе.

Далее последовало самое страшное. Анатолия отправили в Морозовскую комендатуру, туда через день забрали и маму. Там их держали (как вернувшись, рассказала мама), в черном подвале, целую неделю допрашивали, а затем вынесли приговор: "партизана" расстрелять. Казнь назначили самую фашистскую: маму и самого Анатолия во дворе комендатуры заставили выдолбить могилу, затем на край ее поставили Анатолия, маму - рядом, и два солдата из карабина расстреляли "партизана", заставив маму засыпать и заровнять котлованчик с мертвым племянником мерзлой глиной…

Только теперь я понимаю дорогую маму, почему она никогда не ездила на Морозовский базар, как другие хуторяне, торговать зеленью, молоком, яйцами. Спасала душу от той расстрельной картины с мертвым племянником.

Ранней весной 1943 года немцев изгнали из наших краев. В садах, в огородах, около речки и домов застряло всякой вражеское вооружение: подбитые самоходки, орудие, армейские телеги, разбитые мотоциклы и велосипеды, каски. В домах остались патроны, пулеметы, автоматы, карабины. Револьверы, пули, порох, ложки и пуговицы. Остались немецкие или переделанные на немецкий лад слова: "kaput", "Schnaps", "Scheise", "матка", "млеко", "яйки", "зобако"..

Немцы ушли. Но война осталась. Остался "Манштейн", сплошь усеянный большими и маленькими снарядами и патронами. Они были такими нарядными, красивыми - с желтыми, синими, красными ободками, со свергающими медными гильзами, серебряными гранатами. Коварный "Манштейн" стал излюбленным местом походов, игр, "войнушек", для всех хуторских пацанов. Это был еще один, страшный и кровавый оскал войны. Почти все хуторские мальчишки от 8 до 12 лет погибли, разряжая, разбивая, раскручивая, поджигая, взрывая эти завлекательные игрушки.

Жертвой войны, жертвой "Манштейна" стал и мой брат Коля. Взорвалось сразу несколько кепок и пилоток, куда ребята ссыпали выдранную из снарядов "добычу", и прибежавшая мама нашла лишь кисть родной правой руки, по которой и опознала своего сына…

Г.Фролов на фото слева

Мы - дети той далекой войны, которым сегодня, как и празднику Победы, - 70. Я - среди них, литературовед-германист с пятидесятилетним стажем. Прочитано и проработано немало книг, в которых нарисованы немецкие дети войны. В юбилейный год особенно ярко вспоминается одна из них. - современного немецкого писателя Кристофа Рансмайра "Болезнь Китахары" (может быть, не случайно вышедшей в 1995 году - к пятидесятилетию окончания Второй мировой войны).

В романе - судьба молодого военного и послевоенного поколения Германии. Автор показывает, как закончившаяся вчера война (огонь, кровь, страдания, смерть) намертво прикипела к молодым немцам. В них накапливается злое начало: враждебность, ненависть, отчуждение. Она прошла за ними до конца, не отпустила до последнего часа жизни. Роковой знак лежит на их судьбе: они - дети своей - немецкой - войны.

Я мысленно ставлю рядом с немецкими наших, советских детей войны, грозная тень которой лежит и на них. Вспоминаю тех, кто погиб, как мой брат, и тех, кто уцелел, кто сегодня еще жив и живет с осколками от немецких снарядов на груди, руках, лицах.

Меня согревает та мысль, что они были взорваны, изранены, искалечены, но души их не погибли. Даже самые первые дни, месяцы и годы, когда война ушла из нашего края, из России. Но еще шла на Украине, на Западе, в Германии, мы верили, что наши отцы вернутся с войны живыми, в домах будет хлеб. Что все наладится.

Хочу сказать, что Отечественная война была по-человечески понятной и необходимой.