ОБРАЗОВАНИЕ НА РАСПУТЬЕ: К САМОСТИЙНОСТИ ИЛИ ПЕРИФЕРИИ?

Выступление Исака Фрумина, научного руководителя Института развития образования НИУ ВШЭ, нанедельном «Форсайт-Флоте» (о его фантазийных результатах можно прочитать здесь) стало естественным продолжением «Глобального доклада», который предварял сессию мероприятий на теплоходе «Владимир Маяковский», посвящённых футуристическим прогнозам развития образования в России. И в своей речи перед их участниками г-н Фрумин постарался осветить не только технологические тренды, но и «изменения в социальной ткани системы, которые её радикально трансформируют». Озвучив не один десяток риторических вопросов, касающихся специфики отечественного образования, он попытался объяснить разницу между teaching и learning и напомнил о том, что по статистике Россия – самая образованная в мире страна, хотя в некоторых её школах нет тёплых туалетов и спутниковые тарелки используются для засолки огурцов, а высшее образование по-прежнему остаётся механизмом воспроизводства неравенства. Выдержки из его выступления приводятся без дополнительных комментариев.

О советской модели и неравномерном развитии

«Я не занимался специальным анализом трендов, но мне интересно думать о том, что будет происходить с тем, что сегодня называется образованием. Сфера образования – это сфера трансляции культуры и воспроизводства социальных ситуаций. Такую “конструкцию” суммировал Георгий Петрович Щедровицкий. Это означает, что образование – не сеть контор. Хотя от них, конечно, никуда не деться.

Разные страны в их движении к новым горизонтам находятся на разных местах. Но есть такие страны, как Россия, – они внутри себя имеют разные места. У нас по-прежнему 45% школ не имеют всех видов благоустройства – проще говоря, тёплого туалета. В некоторых из таких школ появились спутниковые тарелки, и в некоторых эти тарелки используются для засолки огурцов. Что делать, если технологическое и культурное развитие осуществляется неравномерно? Насколько быстро новые технологи и подходы становятся общим достоянием?

Мои друзья-инженеры научили меня, что, когда современная техническая цивилизация создавалась, вопроса утилизации почти не было. Но одно дело, когда ты взаимодействуешь с деревом, которое быстро гниёт. Другое – когда имеешь дело с ядерной электростанцией, ведь остановить её – это отдельная проблема.

Новый ректор МАМИ рассказал мне, что ему передали помещения бывшего завода, часть площадей которого занята станками – вокруг них было построено здание, то есть вытащить их оттуда нельзя. Это некоторая метафора огромного количества диких, совершенно не приспособленных для жизни общежитий, лабораторных корпусов. Я был как-то в Красноярском крае в заброшенном военном городке: хорошо, что его можно оставить в тайге, где живут зайцы, бомжи и беглые каторжники. А что делать с нашими университетами?

Ещё один важный вопрос – что делать с преподавателями научного коммунизма. Они продолжают производить себе подобных. Недавно я видел один текст, присланный Министерством образования и науки, по мониторингу школьного образования. В списке использованной литературы прочитал: Руткевич, “Диалектический материализм”. Другой любопытный пример – 100 самых цитируемых экономистов России. Большинство из них – руководители диссоветов в Академии народного хозяйства, в РЭУ им. Плеханова. Некоторые просто списали диссертации, другие цитируют своих руководителей. Что делать со всем этим “хвостом”?

До сих пор наше высшее образование по своим связям с рынком труда и организационным характеристикам остаётся советским. Но советское образование было частью очень специфической модели экономики. А мы продолжаем реализовывать систему, в которой были две основные характеристики: она включалась в большие проекты, и государство обо всех заботилось. Например, 60 лет государство практически полностью обеспечивало почти самую дорогую услугу в мире – дошкольное образование, и те, кто привык то ли к заботе, то ли к “халяве”, не пойдут на негосударственный рынок. И что делать с такой моделью – вопрос непраздный».

Об индивидуализации образования и «таблетке» со знаниями

«Разговоры о том, что образование очень изменилось, спорные. 100 лет назад предполагали, что в 2000 году в головы людей знания будут вкладываться напрямую. Но этого не случилось. И на самом деле реальный взрыв в образовании случится, если появится таблетка, на которой написано “английский язык”. А тот, кто её выпьет, заговорит по-английски. Вот это будет революцией. Всё остальное же – лишь попытки увеличить масштаб индивидуализации образования.

Если вы посмотрите первые педагогические тексты – некоторые диалоги Платона, то увидите, что проблематика взаимодействия преподавателя и обучающегося за 2,5 тысячи лет не изменилась. Технологии меняются, появилось книгопечатание, но по большому счёту всё это лишь способствует массовизации одного и того же типа работы.

Цитата:

«Знания же нельзя унести в сосуде, а поневоле придётся, уплатив цену, принять их в собственную душу и, научившись чему-нибудь, уйти либо с ущербом для себя, либо с пользой». Сократ / Из диалога Платона «Протагор»

Попытка индустриального построения системы Яном Амосом Коменским резко увеличила охват населения, но буквально через несколько лет детей стали делить по уровню подготовки, на классы – по возрастам. А эта идея, когда собирают максимально одинаковых, по сути – усиление индивидуализации.

При этом люди в течение 2,5 тысяч лет пытаются запустить такой ресурс, как активность самого обучающегося. Это не проверенная мной гипотеза, но я бы сказал, что доля тех, кто учится активно и самостоятельно, практически не увеличилась. В этом смысле самый главный ресурс – самообучение – не задействован. Либо “таблетка”, либо самообучение – только если в этих областях будет прорыв, изменится сама природа учебного или образовательного взаимодействия. До тех пор мы всего лишь совершенствуем старую систему, даже при помощи технических “заморочек”».

О разнице между учебной деятельностью и обучением

«В английском языке есть очень ясная конструкция: есть слово teaching, а есть learning. Последние 20 лет я пытаюсь внедрить в сознание российских педагогов, что это две большие разницы. И, надо сказать, в англоязычном дискурсе teaching практически уступил место вопросам, что такое learning experience и theories of learning. Речь идёт о собственно учебной деятельности.

Если человек сам перед собой ставит учебные задачи и сам их реализует, то он сам же является организатором учебной деятельности, даже если решает свои задачи в модели “учитель – ученик”. Другое дело, когда он говорит: “Я хочу в кадетский корпус, потому что знаю, что меня там заставят учиться”. Онлайн Coursera с её русскими пользователями, аудитория которых находится на втором месте среди других стран, “втыкает гвоздь” в моё построение, но я не думаю, что всё так просто. Насколько велика доля тех, кто закончил эти курсы, и действительно ли это новая радикальная группа людей, строящих своё образование, или же мода, которая сойдёт на нет? Говорить обо всём этом пока рановато.

Есть очень хороший психологический тест: ребёнку показывают картинку, на которой очевидно нарисованы четыре кружка (хотя на самом деле их восемь), и просят его найти четыре кружка. Все дети делятся на две категории: одни находят четыре кружка и успокаиваются, а другие, которых очень немного, сами сообщают, что есть ещё и пятый, и шестой, и седьмой, восьмой кружки. Из таких детей формируются те, кто приходит в вуз и говорит: “А я хочу ещё один курс”».

Об индивидуализации образования и «таблетке» со знаниями

«Разговоры о том, что образование очень изменилось, спорные. 100 лет назад предполагали, что в 2000 году в головы людей знания будут вкладываться напрямую. Но этого не случилось. И на самом деле реальный взрыв в образовании случится, если появится таблетка, на которой написано “английский язык”. А тот, кто её выпьет, заговорит по-английски. Вот это будет революцией. Всё остальное же – лишь попытки увеличить масштаб индивидуализации образования.

Если вы посмотрите первые педагогические тексты – некоторые диалоги Платона, то увидите, что проблематика взаимодействия преподавателя и обучающегося за 2,5 тысячи лет не изменилась. Технологии меняются, появилось книгопечатание, но по большому счёту всё это лишь способствует массовизации одного и того же типа работы.

Цитата:

«Знания же нельзя унести в сосуде, а поневоле придётся, уплатив цену, принять их в собственную душу и, научившись чему-нибудь, уйти либо с ущербом для себя, либо с пользой». Сократ / Из диалога Платона «Протагор»

Попытка индустриального построения системы Яном Амосом Коменским резко увеличила охват населения, но буквально через несколько лет детей стали делить по уровню подготовки, на классы – по возрастам. А эта идея, когда собирают максимально одинаковых, по сути – усиление индивидуализации.

При этом люди в течение 2,5 тысяч лет пытаются запустить такой ресурс, как активность самого обучающегося. Это не проверенная мной гипотеза, но я бы сказал, что доля тех, кто учится активно и самостоятельно, практически не увеличилась. В этом смысле самый главный ресурс – самообучение – не задействован. Либо “таблетка”, либо самообучение – только если в этих областях будет прорыв, изменится сама природа учебного или образовательного взаимодействия. До тех пор мы всего лишь совершенствуем старую систему, даже при помощи технических “заморочек”».

О разнице между учебной деятельностью и обучением

«В английском языке есть очень ясная конструкция: есть слово teaching, а есть learning. Последние 20 лет я пытаюсь внедрить в сознание российских педагогов, что это две большие разницы. И, надо сказать, в англоязычном дискурсе teaching практически уступил место вопросам, что такое learning experience и theories of learning. Речь идёт о собственно учебной деятельности.

Если человек сам перед собой ставит учебные задачи и сам их реализует, то он сам же является организатором учебной деятельности, даже если решает свои задачи в модели “учитель – ученик”. Другое дело, когда он говорит: “Я хочу в кадетский корпус, потому что знаю, что меня там заставят учиться”. Онлайн Coursera с её русскими пользователями, аудитория которых находится на втором месте среди других стран, “втыкает гвоздь” в моё построение, но я не думаю, что всё так просто. Насколько велика доля тех, кто закончил эти курсы, и действительно ли это новая радикальная группа людей, строящих своё образование, или же мода, которая сойдёт на нет? Говорить обо всём этом пока рановато.

Есть очень хороший психологический тест: ребёнку показывают картинку, на которой очевидно нарисованы четыре кружка (хотя на самом деле их восемь), и просят его найти четыре кружка. Все дети делятся на две категории: одни находят четыре кружка и успокаиваются, а другие, которых очень немного, сами сообщают, что есть ещё и пятый, и шестой, и седьмой, восьмой кружки. Из таких детей формируются те, кто приходит в вуз и говорит: “А я хочу ещё один курс”».

О периферии глобализации и лидерстве по мышлению

«У нас есть три развилки: самостийность, периферия глобализации или узел глобальной сети. У меня лично нет ответа, что для страны лучше. Самостийность может опираться на уникальный путь России, на то, что мы создали перпендикулярную большинству стран систему образования, создали науку педагогику. “Периферия глобализации” звучит негативно, но, возможно, образование не является приоритетом, и не надо тратить народные деньги на то, чтобы вести оригинальные разработки: страна “прорвётся” за счёт сланцевого газа. Возможно, мы не должны быть эгоистичными и думать, как наши кинематографисты – что нам нужна киноиндустрия, равномощная Голливуду.

Но есть и позиция, которая присуща некоторым слоям русской интеллигенции, – что мы можем стать одним из узлов цивилизационного развития. В начале 1960-х годов, в эпоху больших надежд, Эвальд Васильевич Ильенков издал статью «Школа должна учить мыслить». Любопытно, что она была опубликована в советское время. Фактически Ильенков был “большевиком наоборот”. Он говорил о необходимости выращивания нового человека, который будет мыслить лучше всех в мире. И в этом смысле Россия может стать лидером по мышлению. Для этого, говорил Ильенков, нужно образование.

Лично моя мечта такая же, как у Ильенкова: чтобы российское образование стало лидером – поскольку у нас были Чайковский и Выготский. К сожалению, никаких других оснований рассчитывать на это у нас нет».

STRF, Елизавета Ясиновская.